— Это мой папа! Я делаю с ним, что хочу!
Из ее рта с каждым словом вырывались какие-то черные нити.
Встречаясь с одеялом, наволочкой и стеной, они прорастали гадкими
вздутыми капиллярами, и все, чего они касались, оживало,
принималось шевелиться на манер морских анемонов; пол чавкал от
жующей и сосущей массы, стекшей со стен, ожившие тени больно кололи
Женю острыми краями в голые плечи, но она была непреклонна.
— Нет, Агния. Это папа. С папой спит мама, — хаотично плавающие
в черной слизи зубы меланхолично покусывали ее щиколотки, а потолок
деревянными каплями шлепался на голову и плечи, оставляя
болезненные занозы, но материнский гнев выместил страх за свою
жизнь, и Женя продолжила воспитательный процесс, — А ты вырастешь,
и у тебя будет свой муж.
— «И вошла старшая дочь Лота и спала с отцом
своим», — процитировала Агния, и рты, выросшие
на книжной полке вторили ей.
— Ты не дочь Лота. И папа — не Лот. А теперь — спать. Ты
наказана!
— Нет! — раздался нервный визг со всех сторон, и окно лопнуло
вихрем осколков прямо в лицо Жене, но та оставалась
непреклонной.
— Да. Доброй ночи!
С трудом вырывая стопы из вязкой массы темного дерева, Женя
нарочито уверенно потопала к двери. Та не желала открываться —
упиралась в текучую дрянь, наполнявшую комнату. Полная первобытной
женской ярости, она дернула ручку двери со всей силы, и та
оттолкнула чмокающую массу, волна черной слизи набежала на стену,
измарала ее, да так и засохла.
Лишь захлопнув дверь за собой и прошмыгнув в ванную, Женя
позволила себе расплакаться.
— Володь… Нужно что-то делать. Это невозможно.
Шепот был едва слышным. Владимиру приходилось напрягать слух изо
всех сил, чтобы понять, что говорит Женя. Серые лучи грядущего
рассвета лениво ползли по комнате, отмеряя оставшееся для сна
время.
— Что ты предлагаешь?
— Артему надо в больницу. Если зубы не закрыть — они загноятся.
Твой сын умрет от гангрены прямо здесь, на наших глазах. Если не
сойдет с ума раньше.
— Ты же понимаешь, что она не отпустит нас? Агния… То, чем она
стала… Она контролирует каждый наш шаг. Вчера я отпросился у нее в
туалет и попытался завести машину… Руль превратился в человеческую
прямую кишку. Из-за того, что я сжимал его, дерьмо вылилось мне на
штаны.
— И что, — яростно зашептала девушка, — мы так и будем играть в
ее игры, пока Артем подыхает там через стенку?