Сид Гарне аккуратно вывел последнее
слово и отложил бумагу на край стола, давая чернилам время
подсохнуть.
— Что тебя сюда привело, Вадим?
Вадим вен Борз устроился на стуле:
попытался было на нем царственно развалиться, не преуспел в этом и,
горько вздохнув, сел прямо, закинув ногу на ногу.
— Пришел тебя проведать. Почти декада
прошла, как ты вступил в должность. Тебя уже должны были сожрать за
то, с каким рвением ты взялся за инвентаризацию разграбленных
складов. А ты еще жив. Это странно.
Невзор посмотрел на друга
осуждающе.
— Вад, это ненормально видеть во всем
подвох, а во всех окружающих людях — врагов.
— Ненормально быть таким лопоухим
доверчивым дураком, как ты! — с некоторой злостью ответил
аристократ, постукивая пальцем по столешнице. — Хммм...
действительно, ирденское. Не подделка. И где только почтенный Грош
достал такую дорогую вещь, а? С жалованья копил, наверно. Как
думаешь?
Офицер посмотрел на разодетого в
дорогие аламейские ткани аристократа с печалью. Вадима от этого
взгляда передернуло.
— Нет, ну я такого идиота еще не
встречал! — воскликнул он недовольно. — Нет бы врезать другу по
наглой роже, он его жалеет! Знаешь, иногда мне очень хочется набить
тебе морду!
Сид Гарне вздохнул.
— Вад, что мешает тебе это сделать? И
выбирай, пожалуйста, выражения поприличнее! Ты же не пьяный
сапожник!
— А ты не невинная девица, — ответил
Вадим. — Чтобы краснеть от каждого моего слова. А целый генерал со
всеми вытекающими.
— Стоит отметить, с невинными
девицами ты разговариваешь так же. Вспомни прием у вен Фарта.
Бедная Алина упала в обморок после той твоей шутки про
поручика.
Аристократ небрежно отмахнулся от
весьма глупых, по его мнению, обвинений.
— Юные девицы вечно падают на
кого-нибудь мимо проходящего, словно перезрелые вишни. А перезрелые
девицы падают уже не на, а под кого-нибудь. Ха! А звучит, да? Ну?
Как тебе мой новый каламбур?
Офицер не разделил веселье друга,
только посмотрел на него с отеческим недовольством. Вадим предпочел
сменить тему разговора.
— Там в приемной твой Миколас
топчется. Впускать?
Невзор тяжело вздохнул, словно
смирился с неизбежным.
— И ты об этом молчишь? — недовольно
спросил он, тем не менее заранее прощая другу эту вольность, как и
многие другие проказы: бывшие и будущие.
— Ну должен же я молчать хоть
когда-нибудь? — лукаво прищурился вен Борз. Затем мужчина поднял со
стола деревянную статуэтку Чести и бросил ее в дверь. Та тут же
отворилась.