— А отчего дети рождаются с
волшебным даром? У вас-то какое объяснение?
Мэриэн пожала плечами, крутя в руках
стебелёк и не торопясь его пробовать.
— Я не знаю. Ты б спросил в храме
Четырёх Богов, тебе и ответили бы.
— Четырёх Богов не существует, — уж
это Амарель мог сказать с полной уверенностью в своей правоте. —
Есть только одна богиня, и не каждому дано уверовать в неё.
Мэриэн поморщилась.
— Все так говорят про своих
богов.
— Именно, а истина — одна, —
подхватил Амарель, упрямо желая оставить последнее слово за
собой.
Мэриэн махнула рукой и ничего не
ответила. Амарель и сам не смог бы объяснить, почему его так
задевало её неверие, но он поспорил бы ещё, а Мэриэн не хотела. И
это оставляло у Амареля зудящее чувство недосказанности.
Эсфи по-прежнему их не слушала. Она
отбросила недожёванную траву и капризно спросила:
— Когда пойдём?
— Сейчас и пойдём, — Мэриэн встала,
помогла Эсфи подняться, пригладила ей волосы и отряхнула
платье.
Не забыть бы спросить у девочки,
зачем она называла себя чужим именем — Амарель чуял, что за этим
кроется интересная тайна. Жаль, не успел вызнать раньше.
Мэриэн бросила взгляд на реку.
— Тут наверняка есть рыба. Была бы у
нас сеть, или, на худой конец, копьё…
— Или волшебная палочка, — Амарель
не злился на Мэриэн за то, что она его атаковала, но палочку было
жаль. Всё-таки единственное его оружие! Жрецы Кальфандры могли
управиться только с пером и чернильницей, или с ножом для
жертвоприношений.
— Или палочка, — кивнула Мэриэн. —
Не хочешь ещё раз выловить её из реки?
В голосе Мэриэн прозвучала явная
насмешка, и Амарель пробурчал, не глядя на неё и чувствуя, как у
него запылали щёки:
— Мне эту палочку дал учитель
Фаресар.
— Я была уверена, что ты и здесь нас
обманул, — и Мэриэн пошла дальше, не оборачиваясь и держа Эсфи за
руку.
Следуя за ними, Амарель невольно
задумался, остался бы Кебек в живых, если бы он, Амарель, вовремя
вмешался и помог. Память, как нарочно, подбрасывала одну картинку
за другой. Мысль о том, что всё могло быть иначе, не давала Амарелю
покоя до тех пор, пока он не сказал себе, что такова была воля
Кальфандры.
«Помни, Рэль, — зазвучал в его ушах
голос Фаресара, — нечего нам тревожиться о тех, кто не уверовал».
Если бы только учитель был рядом! Мог поддержать… Но всё, что от
него осталось — это воспоминания.