Она сказала:
— Как это здорово — ехать с тобой вот так.
— Мы же увидимся завтра. Я сменюсь с дежурства, и вечером мы
отправимся в рыбный ресторан на набережной, тот самый, «Сентоса»,
помнишь?
— Тот, где ты перепутал уксус с вином?
Он засмеялся:
— Нет. Тот, в котором к тебе прицепились двое вооруженных
громил.
— Ах, этот! Твое появление их спасло. Я как раз собиралась
рассердиться. Ты же знаешь, какова я в гневе.
— Именно поэтому хозяин заведения так благодарил меня — я спас
его ресторан. Переломанные столики и перебитая посуда в баре —
ничто перед тем, что могла натворить взбешенная журналистка.
Улыбаясь, она прижалась щекой к его плечу:
— А что за повод? Тебе выплатили премию? Нет? Может, тебя
повысили, наконец? Я угадала?
Он на мгновение отвлекся от дороги, чтобы взглянуть на нее:
— Сегодня ровно год с тех пор, как мы познакомились.
— Что, правда? Господи, какая я забывчивая! Ты ведь не думаешь,
что мне все равно? — Внезапно она посерьезнела. — Подумать только,
целый год в этом бедламе! По вечерам не могу заставить себя
заснуть, все жду чего-нибудь плохого; не может же быть, чтобы везло
так долго... — Она никак не могла назвать его простым словом
«милый», странное предубеждение не давало ей сделать это, простое
слово было неуместным среди окружающего горя. Она надеялась, что
научится произносить его после свадьбы. Осталось совсем чуть-чуть.
Всего месяц. Месяц до окончания ее командировки.
Он покачал головой:
— Ты стала такой сентиментальной... Куда подевалась сорвиголова,
снимающая расстрелы?
— Я и в самом деле изменилась, Джон. — Она слегка запнулась,
произнося его имя. Захотелось назвать его ласково — «Джонни», но в
машине с открытыми стеклами ей казалось, их слышит весь город, все
эти невнятные любопытные люди на грязных улицах. Она продолжила,
понизив голос почти до шепота: — Никогда не думала, что чувство
может так изменить человека. Горе — да, но не любовь. Оказывается,
когда есть что терять, начинаешь смотреть на мир по-иному. Не
верится, что скоро всего этого не останется. Больше никаких
взрывов. Никаких брошенных детей. Никаких трупов и оторванных
конечностей. Я так боюсь потерять тебя, Джон. Каждый раз, когда
снимаю перестрелку или когда ночью слышу взрывы. Кажется, каждый
выстрел направлен в тебя. Ты высадишь меня у гостиницы, я усядусь в
кресло подальше от окна и буду слушать, как воют сирены на улицах.
И думать о тебе.