– Договорились, покормлю твою
доходягу... И брысь отсюда, не то гости подумают, что ты тут со
мной за постой расплачиваешься.
* * *
Кашель душил, сгибал в дугу
сидевшего на кровати немолодого человека.
– Почему не лежишь? – раздалось от
порога недовольное восклицаниеАйри.
– Лёжа совсем задыхаюсь, – с трудом
проговорил её отец. Глотнул воздуха и, успокаиваясь, продолжил: – А
так... вот... отпустило пока.
Голос у мужчины был тихий, слабый –
не из-за кашля. ТакБе́йтерШарго́говорил с детства. Но если в его
детские годы это умиляло взрослых, то в зрелом возрасте для
бродячего артиста голос стал проклятьем и бедой. Надо переорать
рыночный гам, а ты что-то шепчешь. Поэтому БейтерШарго,уличный шут,
придумал для себя образ немого деревенского дурачка – и в этой
маске был неподражаем.
Дочь села рядом с Бейтером, обняла
его за плечи:
– Ничего-ничего. Сейчас отдохнёшь до
утра. Отлежишься.
– Отлежусь, – кивнул отец. – И даже
не до утра. За всю свою бродячую жизнь отдохну.
– Кто меня учил не ныть? –
нахмуриласьАйри. – Я купила
у знахарки настой чёрной болотницы. Выпьешь, приляжешь, а завтра
снова в путь...
– Чёрная болотница? Ого! На какие
деньги гуляем, огонёк мой?
–Ну... знахаркане слишком скряжничала. Сейчас
принесу...
– Подожди. – Голос отца, всё такой
же тихий, стал твёрдым. – Я не буду пить настой. Мне жаль,Айри, что ты потратилась, но зелье меня не спасёт. Я
чувствую свою смерть. Она рядом. Смерть не кошка, её не прогонишь.
Ты же знаешь,Айри, у кого я
учился искусству прорицания...
У девочки горло перехватило от
отчаяния. Вспомнился восторг, с каким она подслушивала за гадальной
палаткой. Отец наряжался в широкое женское платье, надевал парик –
волосы чёрные-чёрные, как у
шаутис, только прямые. И вот тут его тихий голос был кстати.
Клиенты вслушивались в каждое слово «госпожи Мурсиры», как в
величайшую тайну. И сами невольно отвечали шёпотом. А с какими
потрясёнными лицами выходили они из палатки!АйриШаргохотела
петь, бить в ладоши, кружиться в танце: её отец знает всё на
свете!
Но зачем человеку знать про
собственную смерть?
– Не грусти, – шепнул отец. – Ты же
знаешь: смерть – это не навсегда. Мы ещё увидимся, девочка. За
бродячую жизньянакопил не так уж много грехов. Очищусь в аду – и добро
пожаловать в новое рождение. А тебе всего четырнадцать лет.
Подрастёшь, выйдешь замуж, родишь сына – а вдруг это буду я? Ох,
чую: за каждый шлепок, который я тебе отвесил в детстве, ты мне
отсыплешь десять!