тогда, когда лесные разбойники и
городское ворьё выводят из терпения или военачальника, или
градоначальника. Тогда стражники цепляются к тем, кто подозрительно
выглядит, и вообще всячески выставляют напоказ своё рвение.
Впрочем, это у них быстро проходит.
Гекта на ходу легко поклонилась двум
толстым, совсем не грозного вида стражникам у моста через ров. Те в
ответ кивнули, не заинтересовавшись спутниками гадалки.
«Вот и хорошо, вот и всегда бы так!»
– молча порадовался Стайни.
Эшшу шёл рядом, разглядывая всё
вокруг с интересом и без страха.
Стайни с лёгким раздражением
подумал, что этого доверчивого жабоглазого простака, видно, совсем
не била жизнь. Он в чужом городе, среди чужого народа, который
всего три года назад воевал с шаутис. И преспокойно идёт туда, куда
его ведут незнакомые люди...
Кстати, а разве не то же
самоеделает сейчас и он,
Стайни?
Беглый каторжник подобрался, с
подозрением глянул по сторонам.
А здесь уже не улица. Здесь дома разбросаны, как грибы
по поляне. Широкая тропа виляет и вьётся меж ними. И ограды здесь
тоже есть – но не каменные и не деревянные, как в городе. Жители
Довеска протягивают вокруг своих домишек и огородиков верёвки или
ставят палки – а по ним тянутся,
свиваясь друг с другом, плети жгучей, кусачей непролазницы. Она
жалит даже сквозь одежду! Стайни как-то вечером в лесу вломился
впотьмах в заросли непролазницы – ой, хотелось бы забыть! А тут –
живые заборы. Конечно, серьёзного вораонине
остановят, а вот озорных мальчишек – вполне... К тому же
непролазница широкими листьями закрывает от прохожего немудрёные
секреты бедных двориков.
Но вот звуки и
запахи такая изгородь скрыть не
может. Вся улица знает, у кого варится на ужин рыбная похлёбка, а у
кого ароматный суп с диким тмином. Все слышат и визгливую
перебранку супругов, и сердитый голос матери, скликающей детишек в
дом, и закипающую ссору подростков.
Стайни шёл сквозь чужую жизнь,
проникался её тайнами.
Тут наверняка все друг друга знают.
И вряд ли любят незнакомцев, свалившихся невесть откуда. Но прошедший школу каторги
беглец готов был побиться об заклад на свою единственную рубаху:
доносить, если что, эти люди не побегут. Хлоди говорил: чем беднее
живёт округа, тем больше она не любит стражников и судейских. И
вообще власти...
– Нам дальше не по тропе, а
напрямик, – махнула Гекта рукой в сторону большого пустыря, на
котором, словно обломок гнилого зуба, высилась каменная коробка
бывшего дома. – Мимо вот этого погорелого дворца.