– Э, нет! Лови ее, Гвидо, лови!
В трактире засвистели и затопали ногами. Здоровяк оказался
неожиданно ловким – поймал странницу на ступеньках и втащил в
трактир, прижимая к себе поперек туловища.
– Ну-ка не брыкайся! Гервант, она норовистая!
Сопротивляться сильному Гвидо не имело смысла. Он поставил
странницу перед Гервантом, как трофей.
– Добро пожаловать на огонек, пугало огородное. Кстати, почему
так темно? Мой гостеприимный чертог должен сиять свечами и ласкать
слух музыкой. Музыкой, а не блеянием этого козла. Что, любезный,
вспомнил, где лежат твои деньги?
Староста согласно закивал и выпустил табуретку.
– Вот ведь как славно страх прочищает память! Дерьмовый из тебя
сборщик дани – ты остальных обобрал, а себе лишний кусок оставил?
Несправедливо, мужик: Создатель завещал делить чашу страданий
поровну! Тас, возьми напарников и довершите начатое. Меньше пяти
монет серебром быть не может. Если козел будет жаться, считай, что
я отвернулся.
Тас и еще двое мужиков из банды увели старосту, подталкивая
оружием.
Гервант оглядел странницу с головы до пят тяжелым тягучим
взглядом, от которого хотелось отвернуться, закрыться рукой – лишь
бы спрятаться. Казалось, разбойник не смотрит, а целится.
– Ох, что я вижу! – протянул он, – да такую грязную девку из
дешевого портового борделя взашей выгонят, а она в мой дворец
чревоугодия ломится! Ты смелая или тупая? Или одновременно не
повезло?
Портрет разыскиваемого в Готе разбойника ничем не напоминал
оригинал – Гервант не был чудовищем. Да, он был некрасив, но
некрасивостью своеобразной, яркой и даже привлекающей. Неведомые
жизненные бури исхлестали его грубое лицо морщинами, проявили черты
властности и недюжинного ума, едкого, острого, как оружие.
– Не можешь сказать – станцуй, что ты столбом встала? Гвидо, мой
мальчик, ты знаешь, что делать!
Гервант выразился мудрено, но Гвидо решил, что мутный приказ ему
понятен:
– Куда прешься без стука? Трактир нами занятый! Беги отсюда,
покуда цела!
«Меня тащили внутрь, чтобы выгнать?» Странница метнулась к
выходу, но Гервант схватил ее за руку, да так жестко, что суставы
хрустнули.
– Дверь-то заприте уже! Эх, Гвидо, Гвидо. И ты туда же! Меня
считают зверем и сволочью, а я справедлив и добр. Отмыть девчонку,
накормить, одеть по-человечески – вот что я имел в виду. И вообще,
в этой забегаловке баб больше, чем надо, они-то на что?
Хозяйка!