– Эй, ты жива?
Небо загородила мужская фигура.
– Ага, – ответил незнакомец сам себе, – вот, лови.
Хрустнув теплой корочкой, на колени странницы упал каравай
свежевыпеченного хлеба.
– Еще держи.
Она подставила руки и поймала полголовки деревенского сыра.
Присев на корточки, незнакомый благодетель с интересом ее
рассматривал.
– Не ешь все сразу, растяни до вечера. Принес бы воды, да не в
чем. Куда я фляжку свою задевал – не пойму. Все равно скоро дождь
пойдет. Время темных ночей в Морее самое мокрое. Ох, тьфу ж ты!
Он закашлялся и пропал из вида.
– Я приду завтра, – донеслось издалека.
Погода испортилась, как он и предсказывал. Дождь сыпался через
сито низких туч, над морейской землей стелился промозглый
туман.
Дрожа от холода, странница металась в яме: два шага в длину, два
шага в ширину, взад и вперед, пока не закружилась голова. В
попытках добраться до решетки она вымазалась в глине и расшиблась о
галечный пол.
Она торопила время, но день тянулся медленно, обманывая
пасмурной теменью. Изредка слышался стук копыт, скрип колес со
стороны дороги, и снова все замирало. До странницы дошел ужас ее
положения – таких дней будет много. Одинаково мучительных, долгих
дней, похожих один на другой. Но она ждала – незнакомец обещал
вернуться. Не ради еды, странница хотела увидеть живого человека,
неравнодушного к ее беде.
Наступило утро – а он не пришел. Вечерело, но его не было.
Странница смотрела в стену ямы сухими, широко раскрытыми глазами,
не замечая, что к ночи небо прояснило и в решетке ее тюрьмы засияли
звезды.
– Эй, посторонись, а то обожгу, – раздался простуженный
шепот.
Сверху зашипело и закапало. В яму упала склянка. Задев страннице
плечо, едкая жидкость прожгла лохмотья и кожу. Незнакомец
расшатывал решетку, обернув прутья ветошью.
– Мать ихнюю! Вот вмуровали, так вмуровали. Ничего, ты
пролезешь.
Он выломал два железных прута и расширил отверстие.
– Хватайся и держись крепче.
Странница повисла на веревке, и незнакомец легко вытянул ее на
поверхность.
– Ну, вот. А все говорят, что ты безумная. Только старого Гарта
не провести, он на своем веку всяких повидал: и одержимых, и
сумасшедших, а чаще всего – дураков и дур. Их в мире – каждый
второй.
«Старый Гарт» сбросил вниз куклу из тряпья и мешковины,
перемотал проволокой сломанные прутья и повозил по ним сапогом,
оставив жирные комья грязи.