Странница не отводила взгляда с его шестипалых рук – не уродство
и не простуда, а иная раса, чем человеческая, была причиной и
грубой силы, и низкого голоса незнакомца.
– Что ты пялишься? Я не здешний, я из Гараата. Тарга никогда не
видела? Давай к дороге, только молча. Тьфу, ты же немая!
У дороги стояла двухколесная повозка. Странница забралась на
скамью рядом с Гартом.
– Цык-цык, – пощелкал языком гараатец, понукая лошадь.
Повозка не спеша тащилась по раскисшим проселкам, кренилась на
поворотах. Странница тревожно оглядывалась на Готу, пока город не
скрылся. Погони не было. Гарт спрыгнул на землю и вывел лошадь под
уздцы на широкую, ровную дорогу.
– Да помогут нам предки… – шепнул он, сдерживая кашель и занимая
место на скамье.
Странница узнала серое полотно заброшенного тракта и
вопросительно посмотрела на своего спасителя.
– Дурное место, сам знаю. «Проклятой дорогой» кличут. Пустая она
на сотни верст, а нам того и надобно. Но, сдается мне, твою пропажу
нескоро обнаружат – часового на стене я давеча подпоил. К зиме яму
проверят и подивятся – куда начинка исчезла, а опосля молчать
будут, чтобы местное начальство из столицы мухобойкой не
прихлопнуло. «Наместник», мать его! Тоже мне, благородный чирей на
голой заднице. Его бы в яму, завопил бы, как демон на сковородке у
Создателя!
Гота осталась далеко, и Гарт разговорился:
– Вид у тебя необычный для здешних мест – не морейская ты кровь.
Северные эймарцы так выглядят. Признаться, мне твое лицо даже
знакомым показалось. Я жил в настоящей столице, не в Аверне, а в
той, что Архоной зовется. Красивый город, весь из белого камня,
древний-древний…
Гараатец глубоко вздохнул и задумался. Несколько раз кивнув
воспоминанию, несомненно хорошему, он продолжил свой монолог:
– А с чего ты удумала архонтский символ на доске объявлений
рисовать? Что сказать этим хотела? Что не вымерли архонты? Это и
так известно, иначе кто бы испугался? Был я в тот день на площади,
своими глазами тебя видел. Помог бы сбежать, но ты и не пыталась.
Эх! Учудить такое в Готе! Худшего места и придумать нельзя!
Гарт закашлялся и заковыристо выругался, помянув «хреновы
дожди».
– Хотя, как сказать! Гнилой город, но разрисуй ты доски в Аверне
или, скажем, в Велеграде – схватили бы тебя под белы рученьки и
отвели бы прямиком на шибеницу, минуя крепости и суровых
начальников. Вот только зачем было рисковать, я тебя спрашиваю?
Днем, при народе? Жизнь не мила или принципы серьезные? Ночью надо
было, да на здании Городского Совета... Нет, ты меня не слушай. Я,
понимаешь ли, сам под знаменами севера воевал, даже ранен был.
Победили нас, вот я и помалкиваю. «А отчего брюхо располосовано?» –
спрашивают. «На вилы напоролся», – отвечаю. Гляди!