Путник достал из дорожной сумки
увесистый прямоугольный сверток, тщательно обернутый выделанной
нежной кожей. Снял с седла меч и, перекинув его через плечо, словно
дорожную сумку, направился в часовню.
Как и во всех часовнях, выстроенных в
одиннадцатом столетии, хоры размещались на пять аршин выше нефа. С
каждой стороны от хоров тянулись две узкие лестницы. Между ними
находилась приоткрытая деревянная дверь, которая вела в подземную
церковь. Обычно она обивалась железными прутьями, но тут была лишь
сколочена досками. На хорах, слева и справа, стояли две большие, в
рост самого высокого человека, высеченные из камня статуи Живущих
Выше: Прощающий Грехи, склонив голову, нежно улыбался и протягивал
руку в отпущение грехов, Небесная Дева вздымала руки в молитве о
лучшей Последней Стезе для каждого создания. В темное время часовня
ярко освещалась пятью лампадами: три висели над нефом на равном
удалении друг от друга и две над хорами. Сейчас же было достаточно
льющегося в окна солнечного света, лучи которого пересекались на
полу, разбегаясь в чудесных узорах.
Странник, прижимая к бедру свой
сверток, неслышно прошел вдоль хоров к статуе Прощающего. Было
немноголюдно, лишь несколько послушников тихо беседовали с
прихожанами, да у самой статуи, преклонив колени, молился пожилой
священник в поношенной серой рясе. Сложенные в молитве тонкие руки
с белой, как молоко, кожей закрывали половину его худого лица, но
это не мешало рассмотреть седую бородку-клинышек и очерченные скулы
с бороздами морщин. Дождавшись конца молитвы, путник кашлянул,
прикрыв рот кулаком, и произнес:
—
Merid`eia[2], отец-настоятель.
Настоятель часовни растерянно поднял
глаза на незнакомца, все еще приходя в себя после молитвенного
транса, и тут лицо служителя просияло.
— Феронтарг! — воскликнул он.
— Отче, ты снова произнес мое имя
неправильно, — тепло улыбнулся странник.
— Эх, сын мой, никогда я не смогу
выговорить его. Не верю, что я сам дал его тебе при рождении.
— Кйорта будет достаточно.
На мгновение повисло неловкое
молчание, и священник неожиданно заплакал.
— Мальчик мой, ты приехал! Я молил об
этом. Я звал тебя! Сколько прожитого тяжким грузом легло на наши
плечи! — восклицал он, обняв Кйорта и целуя его в лоб. — Столько
бед стряслось за последние недели. Я молился, чтобы ты прибыл как
можно скорее!