- Она невиновна! – кучер едва не
срывается в крик. – Отстаньте от нее, отлепитесь! Ее светлость
ничего не знала, ни в чем не участвовала! Ты говоришь, любишь
дочку? Вот и скажи: ты бы впутал ее в ту мерзость, которой сам
занимаешься?!
- Пожалуй, что нет… - неторопливо
отвечает Марк.
- Так отстань от ее светлости! Делай
со мной, что хочешь, хоть шкуру спусти, я тебе ничего о ней не
скажу. И не потому, что упрям, а потому, что нечего сказать! Она ни
в чем не замешана, ни в чем!
- Понимаешь, - Марк говорит с
сочувствием, - дети растут быстро. Моя Лиззи еще вчера, кажется,
ползала на коленках, и, чтобы встать, брала меня за палец всей
ладошкой… А сегодня у нее на подоконнике нахожу грязный след.
Почему бы? Да потому, что вылезала в окно. А это зачем? Затем, что
какой-то мальчонка к ней прибегал – представляешь? Я это к тому
говорю… с чего ты взял, будто все знаешь о леди Аланис?
- С того, что когда ее светлость
хотела с кем увидеться, то всегда брала меня, вот с чего! И когда
обидел ее один, то рыдала в карете, а я на козлах сидел и все
слышал. Ее светлость очень редко рыдала, не тот она человек. Но
если уж плакала, то в карете, а не дома - так, чтобы никто не
слышал… один я, понимаешь?! И когда с подружкой своей северной
секретничала, то тоже меня не стеснялась – сидели в кабине,
шептались, я бы все слышал, если б захотел! И если злилась на кого,
то велела мчать, как ветер, и я мчал, а ей было мало, и она лупила
кулачком в стенку… А ты говоришь, не знаю ее!
Кучер медлит, переводя дух, а потом
добавляет:
- Если уж так тебе нужна
девица-заговорщица, то подумай про эту рыжую сучонку.
Марк приподнимает бровь, а Сэмми аж
подается к узнику. Марк жестом велит ему молчать.
- Про рыжую?..
- Дочь Медведицы. Это с нее вся дрянь
началась, из-за нее все пошло боком! Твой… - кучер мечет взгляд в
сторону Сэмми, - твой сынок спрашивал, куда его светлость ездил с
игр. Так я тебе скажу, куда. Эта медвежья сучка его шантажировала,
вот куда. Она ему подкинула записочку, и милорд велел подать
карету. Когда садился в кабину, то записку комкал в ладони и
злился. А потом привели ее – эту рыжую. Она села, они поговорили.
Конечно, я не слышал, о чем, хотя и мог бы. Потом она вышла –
довольная такая. А его светлость – темнее тучи. Рыкнул: скачи
давай. И мы поскакали. Знаешь, куда?