— Добычу мы у свеев взяли богатую, нам с
братом на двоих даже кольчуга досталась, но я поменял ее на два
шелома, отдав за них также меч из общей доли. Обзавелись и щитами,
так и дружинники много добра взяли! Помимо того, в бурге хватало
трэллей, среди них были даже варины. А еще руяне, бодричи, урмане —
все их мы освободили и отдали им драккар Роффе. С тех пор стали мы
под началом Витслава по морю плавать, когда торговлей, а все больше
разбоем промышлять. Бывало, наша дружина верх брала, бывало, гибла
большей частью, но мы с братом уцелели во всех схватках и три лета
отходили с Витславом. Чаще, правда, нападали на земли данов, кои к
нам ближе. Но свеев, когда замечали в море, всегда старались
догнать да на дно пустить, на корм рыбам!
Даже сейчас чувствуется, какая ненависть
к шведам живет в сердце Добрана — она то и дело прорывается сквозь
обычную невозмутимость в сверкающих глазах, в непроизвольно сжатых
кулаках, в интонации. Хорошо хоть, что на службе у Ростислава нет
свеев, а то была бы беда!
Между тем Добран продолжил:
— Да, три славных лета отходили мы с
Дражко вместе с Витславом, заматерели во множестве схваток, стали
искусными воями, ближниками вождя! В схватках всегда защищали друг
друга, больше пеклись о жизни братской, нежели о своей. Может,
потому и выжили?
Голос варяга дрогнул, и он шумно
выдохнул, продолжив свой сказ полминуты спустя — видать, приводил
мысли и чувства в порядок. Сердце болезненно сжалось от понимания
того, какой на самом деле страшной потерей для Добрана стала
возможная гибель Дражко. А при мысли о том, что братья разделились
именно по моей вине, становится вдвойне тошно!
— Но потом... Видимо, чаша грехов наших
разбойных переполнила терпение Господа. Вышли мы в море по хорошей
погоде, а как поднялась ночью буря, так обе ладьи и потонули. Я
ведь тогда впервые в жизни взмолился! Слышал на торгах не раз от
данов-христиан, что святой Божий Никола Чудотворец в море спасает.
Смеялся над их разговорами — нас хоть и крестили саксы, да
насильно, против воли, никто веры в Христа в своем сердце не имел.
Все больше к Святовиту обращались, Перуну, Ладе... А как дошло до
гибели неминуемой, так взмолился я Николе Чудотворцу, прося спасти
себя да брата, пообещав, что крещусь по-настоящему и от разбоя
отрекусь — и ведь спас нас святой! За обломки ладей ухватились мы,
и вынесло нас море на берег наш, недалече от Старигарда. Как в себя
я пришел, так в город со всех ног кинулся, брата за собой повел,
креститься, говорю, нужно. Дражко, узнав о моей молитве да зароке,
да кому мы спасением обязаны, согласился — вот тогда и приняли мы
по-настоящему Святое Крещение.