— Как он?
Лиза Дашкова, сидевшая у постели раненого всё время и
выходившая, лишь чтобы привести себя в порядок и немного поспать,
сделала предупреждающий жест рукой и произнесла шёпотом: — Заснул.
— Затем поднялась со стула и, выйдя в смежную комнату, тяжело
прислонилась к стене.
— Э, а давай-ка, Лизонька, ты сейчас пойдёшь и поспишь хотя бы
до завтрашнего утра. — И гася возможные отговорки, жёстко добавила:
— Я сейчас вызову дворцового лекаря и пригоню сюда хоть полсотни
травниц. Всё самое плохое уже миновало, так что к его пробуждению
ты должна сиять, как золотая гривна с монетного двора. А то
представляешь, что он увидит? Замученную, высохшую и потрёпанную
девицу, которая к тому же должна стать его женой!
Выпроводив Лизу, Анна снова вошла в комнату, где лежал Горыня, и
присела на стул, долго смотря в его лицо, на котором даже в забытьи
были плотно сжаты губы.
Она что-то тихо зашептала, коснулась губами лба раненого, затем
потёрла ладони и раскрыла сжатые кулачки прямо над княжичем, и из
них словно огоньки просыпалось светящееся облако искристой пыли,
которая мгновенно впиталась в тело. Лицо сразу разгладилось, Горыня
как-то обмяк и, глубоко вздохнув, повернулся на бок, засунув кулак
под подушку.
На следующее утро княжича разбудил звук девичьих голосов,
журчавших словно ручей, прямо у кровати. Раскрыв глаза, он чуть
приподнял голову и увидел, что лежит на огромной кровати, что в
ширину была значительно больше, чем в длину, а сама кровать стоит в
большой светлой комнате, с расписными стенами и большим столом в
центре, накрытом белой скатертью. От серебряного чайного набора по
скатерти разбегались мелкие солнечные зайчики, а над чашками едва
заметно вставал парок. Как раз за чаем и сидели пять девиц,
негромко что-то обсуждавших. А прислушавшись, Горыня понял, что
обсуждают они не что, а кого, а именно его.
— Всё равно будет влезать в разные переделки, — припечатала
Анфиса Гагарина. — Я эту породу знаю. У меня и батюшка и три брата
старших. Так постоянно кто-то лекарем пользуется, а то и все
вместе. — Она негромко фыркнула.
— Да, согласна. Нрав у Горынюшки, конечно, спокойный, но это
вовсе не мешает ему участвовать в крайне сомнительных предприятиях.
— Катерина Лопухина вздохнула. — А он настоящая шкатулка с
секретами. Мне тут от Кропоткина привезли пластину, что не плавится
в огне горячей кузни. Не плавится, но и не становится хуже.
Хвастается, змей подколодный. А мне бы весьма пригодился сей
рецепт. Вон, Любаве никак посох-начертатель драконьего призыва
сделать не могу. Горит всё, словно бумага.