Символ был живым. Едва оказавшись в ладони хоббита,
он отозвался, по чёрным дугам и хордам пробежали быстрые золотистые
огоньки.
— Каждый из вас повернул талисман к себе именно той
руной, что нужно, — с торжеством объявила вдруг Элин. — Вы не
спросили, где же именно тот символ, что требуется. Посмотрите, на
других гранях — иные начертания, но вы все угадали, что говорит о
том, что вы, конечно же, не гадали.
Малыш пожал плечами.
— Невелика важность угадать. Только одна эта ваша
Nialgur и светилась.
— Будь, по-твоему, гноме, — не стала спорить
чародейка, сама беря в руки три других многогранника. — Теперь
смотрите каждый на свою руну. Ведите взглядом по её извивам.
Представляйте их той запутанной дорогой, что вела вас. Ты же,
Фолко, вспоминай Девятерых. Вспоминай, как они обратились к тебе,
вспоминай всё, что они тебе поведали. Пусть руна поведёт тебя к
ним. Готовы? — начали!
Малыш наморщил лоб и старательно запыхтел. Торин
вскинул голову, выпятил челюсть, пудовые кулачищи сжались. Оба
гнома неотрывно всматривались в начертания своих рун; Фолко
последовал их примеру.
Собравшиеся в заклинательном покое чародеи дружно
взялись за руки, образовав сложное переплетение, живую магическую
фигуру.
Под потолком медленно сгущался серый сумрак,
лившийся в окна свет стал меркнуть. Холодный ветер коснулся щёк
хоббита, золотистый огонь на росчерках сделался ярче. Маги затянули
какую-то инкантацию, низкую, заунывную, которую так и хотелось
поименовать «кладбищенской».
Элин Катрияра не теряла времени. Изумруды в её
собственной диадеме пульсировали разгоравшимся пламенем, руки её
быстро двигали по отполированной чёрной поверхности стола три
оставшихся талисмана, быстро переворачивая их то одной гранью
вверх, то другой. Она застывала на миг, словно к чему-то
прислушиваясь, и кисти её начинали танцевать над столешницей,
смещая один за другим амулеты.
Руны на их верхних гранях по большей части
оставались непроницаемо-черны, то светились багрово-красным, то
гнилостно-зелёным. Катрияра то и дело болезненно морщались, щека её
подрагивала, словно она изо всех сил пыталась сдержать
стон.
Наконец два из трёх талисманов замерли напротив
Малыша и Торина, руны на верхних гранях сияли
мягко-золотистым.
И лишь третий никак не поддавался.
…Сам же хоббит, как велели, старательно вспоминал
всё, связанное с Девятью. Их первое появление, их хриплые
иномировые голоса; их речи перед Великим Орлангуром, слова Золотого
Дракона о том, что Девятеро могут помочь Арде «малыми делами», как
он выразился; и как согласился на это Ангмарец, тот самый
Король-Чародей, первый из кольценосцев.