Хоббита охватил ужас, дикий и невыносимый. Казалось,
ещё миг станет он вглядываться в эту бездну — и рассудок его
покинет: никто не способен объять то кошмарное молчание и
неизмеримый провал, служащие подложкой ведомого нам
бытия.
Там не было ничего тварного, ничего сотворённого,
ничего существующего. Только пространство — та самая пустота — да
ещё вечно молчаливое время. Волны его разрушали всё, даже
крепчайшее из крепкого; и никто, даже сами Валар, не смогли бы
устоять перед его натиском.
— Аа-арх! — вырвалось у хоббита. Голова его
кружилась, словно он стоял на страшной высоте, глядя вниз;
мифрильный многогранник перед ним вспыхнул, каждый росчерк руны
извергал из себя тёмное пламя; видение погасло, а у Фолко
подкосились ноги.
Тяжело дыша, они с Элин Катриярой смотрели друг на
друга.
— Что это было?.. — выдохнула
чародейка.
Вместо ответа вспыхнули и два других талисмана. В
пляшущем пламени на миг стали видны очертания материков и океанов,
береговые линии, знакомые по картам Средиземья и восточных пределов
суши; зелень лесов и желтизна пустынь, коричневые росчерки гор —
всё тонуло в безумной пламенной пляске.
— И тогда мир будет расплавлен и отлит заново… —
завороженно прошептал хоббит.
— Дагор Дагоррат, — выдохнула Катрияра. — Дагор
Дагоррат, как предсказано…
Горы взрывались, давно уснувшие вулканы извергали в
небо исполинские столбы дыма пополам с пеплом, струились огненные
реки лавы. Раскалывались равнины, вскипал океан, всё живое гибло в
страшных мучениях — а оттуда, из-за края земли, там, куда вел
Прямой Путь, где лежал сказочный Валинор — оттуда доносился
слышимый повсюду в Арде грохот последней битвы.
Исполинские фигуры поднимались над рвущимся
горизонтом, одна — тёмная — выше и шире остальных светлых. Рядом с
ним поднималась ещё одна, сотканная из ещё более непроглядного
мрака, вздымались сияющие полосы багряных клинков. Головы этих
фигур упирались в трепещущее и рвущееся, словно тонкая ткань, небо;
зубчатая корона Моргота Бауглира, великого Врага, царапала сам
голубой свод.
Спасения не было. Моря оборачивались паром, сухие
ложа их раскалывались, на поверхность вырывался тёмный
огонь.
— Всё, как предсказано… — услыхал Фолко сухой шелест
чужого шёпота. Казалось — Агнмарец стоит над самым плечом. — В этот
день закончится всё и вся. Всё падёт и всё будет разрушено. И мы
тоже. Если не истаем до этого срока…