- Спасибо, Андрей Иванович, напишите мне рапорт об этом, я на
вас и на него наградные листы напишу, пока еще при делах. А может,
останетесь, топограф и штабист мне здесь очень нужен будет! –
смотрю, Букин как-то колеблется, он-то думал, я его позвал
разносить за то, что крестьян и мастеровых бросил.
- Александр Павлович, если так, то, конечно, останусь, я ведь
думал вы на меня «зуб держите» за Павлова, только, по правде вам
скажу, надоели мне эти бестолковые крестьяне хуже горькой редьки.
Хуже солдат-первогодков, те хоть унтеров как огня боятся и
отец-командир, что ни скажет – то приказ. А эти только своего
Петровича и слушают, тем более, деньги у него, а мастеровые и
крестьяне привыкли, что - у кого деньги, тот и главный. Я ведь им
велел меня дожидаться, пока не вернемся из похода, а они, значит,
сами пошли счастья искать.
Это понятно, гражданские они и есть гражданские – подумал я. Так
что надо критичнее относиться к «плачу Ярославны»: «Сами мы не
местные, поможите, кто чем может»[6] и
«ОфицерА нас помирать бросили, сирых и убогих». А сами эти
крестьяне себе на уме, случай со сластями в Константинополе ничему
не научил – им хоть кол на голове теши, а нужно, чтобы пять
грамотных поколений прошло, прежде чем измениться сознание – «от
бар ничего хорошего не жди», они ведь и меня барином считают,
которого и надуть незазорно, а наоборот, получишь уважение от
«обчества».
После Букина появился фельдшер Семиряга, уточнил у него, как
погиб доктор Петров. Оказывается, они вдвоём пытались остановить
кровотечение у раненого и пуля попала доктору в затылок, разворотив
все лицо, он так и упал на раненого. А тот, фейерверкер Спичкин,
был ранен в шею и кровотечение было сильным. Спичкин, почувствовав,
что конец его близок и никто не поможет, решил снять грех с души и
рассказал, что Львов подбил его, когда фейерверкер будет разводящим
у денежных ящиков и пароход будет стоять в иностранном порту,
связать часового и, прихватив самое ценное, сбежать в
Константинополе или Порт-Саиде.
- Спичкин признал в нем унтера из отряда Куропаткина еще в
Одессе, но они договорились пойти на уголовное дело вместе и
помощник у них был из охотников, тот, который рахат-лукума у турок
наелся и его сняли с парохода в Александрии, но он им как ишак
нужен был, чтобы лодку пригнал и помог ценности и деньги нести, они
с Николаевым (это и есть настоящая фамилия Львова) его потом
бросить договорились и вместе во Францию уехать. Покаялся, он,
значит, в своем грехе и помер, а потом мы его и доктора с молитвой
похоронили и дальше пошли, - закончил свой рассказ фельдшер
Семиряга, - доктора Афанасия Николаевича вот только жалко очень,
хороший человек и врач он был отменный.