Потом передал подъесаулу на память о походе трехствольное
охотничье ружье, на которое он всегда заглядывался.
Вечером сидел в кругу казаков, сегодня у них были диг-диги со
свежими пшеничными лепешками: оказалось, станичники нашли где-то
огромную гомбу[4] с отбитым горлом и
сделали из нее тандыр и пекут себе лепешки на внутренней стороне
гомбы.
Сначала встал самый старый унтер - старший урядник и сказал, что
я, конечно, атаман удачливый и они за моей спиной горя не знали и
живы остались, но воевать за эфиопского царя им как-то не с руки…
Другой с одной лычкой приказного[5],
согласился с мнением заслуженного казака и сказал, что надо домой
ехать. Третий спросил, а что за трофейные выплаты обещали. Озвучил:
за пушку или пулемет - от 50 до 200 золотых; за ружье –
многозарядное – 5 золотых, однозарядное – 1 золотой; за пики-сабли
от талера до пяти, в зависимости от качества; за пленного аскари –
талер, за европейского солдата – 3 талера, офицера – от 10 до 500 в
зависимости от звания, за генерала – 1000 талеров. Казаки загудели
– расценки им понравились. Добавил: за лошадей, ослов, верблюдов –
от 30 до 70 талеров.
Вижу, что началось обсуждения: для казака война испокон веку –
поход «за зипунами», то есть за трофеями. Пока присел, не мешаю,
вот, вроде, выговорились и встал урядник – молодой, чубатый:
- Ваше высокородие, цена нас устраивает, как и жалованье. Браты,
кто остается? Давайте ко мне становитесь.
Поднялось сначала пятнадцать, потом, подумав, еще пяток
присоединился. Ну вот, почти половина на половину, как я и
ожидал.
Сказал, что те, кто уезжает, должны оставить винтовку, патроны и
лошадей, они здесь нужнее будут, а взять неоткуда. Казна вам по
самым высоким расценкам выплатит, прямо на пароходе, так мне
обещали. Шашку, револьвер, у кого есть, можно оставить с собой.
После этого присоединилось еще два человека.
Поблагодарил всех, попросил господина подъесаула составить мне
список тех, кто уезжает и тех, кто остается. Сказал, что господин
подъесаул подготовит, а я подпишу наградные листы на всех, кто был
со мной в деле, сам я ухожу в отставку и остаюсь здесь.
Потом пошел к артиллеристам, поговорил сначала с офицерами,
объяснил им обстановку, сказал, что ухожу в отставку и прошу
сделать выбор. Кое-кто начал говорить, что виноват барон, мол он у
самозванца письменного приказа не потребовал. А какого письменного
приказа от Негуса мог потребовать барон, здесь не Российская армия,
все приказы – устные. Вот Негус и попросил Лаврентьева помочь
абиссинцам. Мало ли что он имел в виду, может, хотел, чтобы есаул
взял винтовку и встал в строй, а скорее всего – просил учить
ашкеров, как надо воевать (это была бы его настоящая помощь), а не
самому лезть на склад за тяжелым оружием и других тащить в пекло. И
нечего кивать на барона¸ господа офицеры, барон пал смертью храбрых
на боевом посту, а, как говорится, «мертвые сраму не имут». Ладно,
не будем вспоминать, кто что сделал и кто чего не сделал, факты –
они налицо. Есть желающие остаться? Так, один фельдшер Петр
Степанович не хочет бросить своих подопечных, как бросили их
некоторые из вас. Ну что же, вольному-воля, прощайте, господа, хотя
я на вас надеялся… Как старящий по званию, командовать остается
штабс-капитан Букин: