Волантис объяснил, как пользоваться сбруей, и они пошли по тропе
вниз.
Поначалу Батен себя чувствовал более-менее уверено. Он шел
следом за Волантисом; сзади его подгонял Грус. Но вскоре и без того
узкая тропа стала еще уже, продольный наклон ее увеличился, и Батен
во всю старающийся, как советовали золотари, смотреть только в
спину идущего впереди, боковым зрением невольно цеплял страшную
пропасть в буквально нескольких дюймах справа от себя. Глаза сами
косили туда, где в маревой дымке, на невероятной глубине под ним
синело вечное покрывало Великого Потаенного Океана. Синело до
самого горизонта, сливаясь там с небом едва различимой, скорее
умозрительной линией. И только за обрывом тропы синеву неба и
океана нарушала длинная, узкая желто-зеленая полоса, дугой
изгибающаяся на восток и также, как бескрайний океан поглощало в
себе еще более бескрайнее небо, так там, вдали узкую полосу Отмелей
поглощала в себе буро-зеленая громада Стены...
Впрочем, ничего этого Батен тогда не видел. Все это просто
отразилось и зафиксировалось в его сознании. На самом деле для
Батена в этот момент существовало только темное, неровное, шершавое
и надежное слева от него ― и светлое, далекое и бесплотное справа.
Словно земля и небо встали вдруг дыбом, и он висел в странном узком
промежутке между ними, каким-то чудом не падая с земли в небо. Он
чувствовал, как вздыбившаяся твердь отталкивает его, грозилась
опрокинуться и сбросить в бесконечность пустоты, в которую он будет
лететь вечность. Еще мгновение ― и право и лево перестанут быть
сторонами, а обернуться низом и верхом... И он полетит, полетит...
полетит...
― Эй, парень, ты меня слышишь? ― вернул Батена к реальности
голос шедшего позади Груса. ― Я говорю, если что, так ты не
тушуйся, трави прямо в сторону. На тропу все одно не попадет, а
тебе полегчает. Я, помнится, раз вел одного, так...
Батен только тряхнул головой, приходя в себя от нахлынувшего
наваждения. Ох, Небеса, да что это с ним было такое? Чуть сам не
шагнул в пропасть! А ведь всего-то, что глянул вниз краем глаза. Не
глянул даже, а просто покосился. Ну нет, больше ни за что! Только в
спину Волантиса смотреть, в его бритый затылок, в ямочку под
затылком. Больше никуда.
Так он и шел, не отрываясь, глядел в выбранную точку, ни на что
больше не обращая внимания. Ноги сами делали свое дело, руки сами
нажимали рычажок карабина, когда он натыкался на очередной крюк, и
сами же отпускали его, перенося на следующий участок леера. Пока,
наконец, вместо леера карабин не зацепил пустоту, а ноги вместо
привычного наклона ощутили под собой ровную поверхность.