…Вниз он старался поначалу не смотреть вовсе. Пока не понял, что
это, как ни странно, гораздо легче и интереснее, чем он
представлял. Он все еще боялся ощущения тошноты и страха упасть. Но
когда он, наконец, осмелился опустить глаза, то с удивлением
обнаружил, что Отмели, скользящие под ним, выглядели весьма
красочно и привлекательно, и ему вовсе не страшно смотреть вниз.
Наверное, Батен просто уже привык; к тому же близость Стены и
ощущение зыбкости опоры под ногами, как когда они шли по тропе с
Грусом и Волантисом, отсутствовало, и поэтому сознание, не в силах
подобрать аналогии полету — ведь это было уже не падение —
просто-напросто отключило инстинкты — и будь что будет!
Под ним медленно поворачивалась уходящая за горизонт широкая
желто-зеленая полоса с нанесенным на нее по всей длине тонким
геометрическим узором, иногда переходящим в неровные синие пятна.
Точно ребенок рисовал пером на развернутом от горизонта до
горизонта бесконечном отрезе ткани и по неуклюжести — или перо
подвело — оставлял на нем кляксы. Да вдобавок, заливая зеленой
краской отдельные квадраты, юный творец Отмелей неосторожно
разбрызгал ее по всему полотну, нарушив задуманную строгость
симметрии рисунка, но, сам того не заметив, тем самым придав ему
прелесть непосредственности первого дня творения.
Какую-то действительно детскую радостность пейзажу внизу конечно
же добавляло яркое солнце; и, несомненно, легкая эйфория,
охватившая Батена. Небо было необычайно чистое, лишь чуть кое-где
подернутое легчайшим муаром, уплотняющимся к горизонту.
И что странно, никакого ощущения высоты не было — медленно
поворачивающийся рисунок ребенка-творца мог находиться и в
нескольких ярдах и в нескольких милях внизу. Просто он знал, что
миля — ближе к правде, что ширина полосы ткани — от пяти до
пятнадцати миль, что тонкие линии — это каналы, зеленые пятна —
растительность, а голубые кляксы — лагуны, естественные озерца,
разливы каналов, пруды.
…Людей с такого расстояния различить было, естественно,
невозможно, но поселки россыпями цветного бисера сверкающих на
солнце крыш накиданные вдоль побережья, среди зелени, в узлах
каналов и облепивших подножие Стены городов говорили о его
присутствии. Так же, как намекали на него и паруса на синеве
Океана.
Батен увлекся своими наблюдениями так, что едва забыл, что он не
один под крылом. Конечно, он не мог не видеть висящего под ним в
своем подвижном гамаке Ланиса, управлявшего полетом, балансируя
собственным телом, но замечать его просто-напросто перестал, а
порой и вообще воспринимал как досадную помеху, заслонявшую
отдельные детали пейзажа. Поэтому, когда сквозь вой ветра снизу до
Батена донесся громкий крик: «Ну, парень держись, семь-восемь!
Захожу на посадку!», Батен только поморщился, и смысл слов дошел до
него не сразу, а уже тогда, когда через мгновение Ланис гикнул,
встряхнулся так, что крыло, казалось, подпрыгнуло на упругом
воздухе, и тот сразу же перестал быть упругим…