Да и сама застава оказалась обыкновенной деревней, каких много в
юго-восточных нагорьях: с добротными избами, где жили семейные
офицеры, с домами попроще, где жил прочий краевой люд, с огородами,
заботливо обсаженными вишневыми рощицами, чтобы не зародился
случайно овраг да не унес вниз изрядный кусок земли, жирной и
тучной здесь на удивление. Отличали заставу от прочих деревень
разве что несколько казенного типа зданий, стоящих ближе всего к
Обрыву ― казармы. Их было вообще-то две, но для нынешнего гарнизона
и одной более чем доставало, так что вторую, чтобы без дела не
ветшало строение, отвели под школу и интернат для мальчиков с
окрестных хуторов. Обязательная для всех военных поселений
больничка, где мающийся без особого толку среди здорового народа в
здоровой местности хирург пользовал коров и лошадей ― и тут, надо
признать, дела ему хватало; а вот приданный ему фельдшер со скотом
возиться считал ниже своего достоинства и на досуге не без ущерба
для своего здоровья экспериментировал с настойками и наливками. Был
также предписанный артикулом постоялый двор, работавший, правда,
исключительно по праздникам, когда со всей округи съезжались со
своими семьями краевики-отставники. Здесь устраивались танцы, где
цветущие девицы, все в шелковых лентах и вышитых бисером платьях,
постреливали озорными глазками на молодых незнакомых краевиков,
призванных на сборы; здесь закручивались лихие сельские романы,
неизменно кончающиеся или помолвкой со скорой свадьбой, или
несчастным случаем, постигающим незадачливого соблазнителя; здесь
же дегустировались фельдшерские настойки и наливки, а также
выпивалось немереное количество домодельного пива и браги, свой
рецепт которых был в каждом приличном доме, и, увы, меряное
количество хмельного меда, старинный секрет которого заботливо
оберегался в семье отставного секунд-майора Аламака Акрукса, а
прочие даже и не брались за это дело, чтобы не портить исходный
продукт.
Край Земли оказался совсем не таким, как о нем писалось в
книгах. Бездна была, но ее не ощущалось: стоя на гребне Обрыва,
Батен видел только небо ― бескрайнее, не ограниченное полосой
горизонта, ярко-синее в зените и белесовато-голубое ниже. С опаской
подползая к краю Обрыва, Батен смотрел вниз, туда, где далеко внизу
виднелись какие-то черточки, плывущие по сизоватому небу, и
догадывался, что черточки ― это лодки, а пятнистое, с некоторой
прозеленью, небо ― это море Таласион из древних сказок, которое
сейчас называлось Потаенным или Великим Океаном.