Изнутри Пантеон казался еще больше, чем снаружи. Шаула
поеживалась: ей входить под возведенные под самое Поднебесье своды
в одиночестве казалось немыслимым. Но она знала, что таласары
молятся своим Богам на рассвете — и никогда в другое время! — и не
как все нормальные люди, скопом, а именно в одиночестве. И из
храмовой обслуги, как назло никого не было — спят они еще все, что
ли! Но и стоять перед Храмом и не войти было как-то неприлично:
вдруг Владыка обидится? Поэтому Шаула шагнула внутрь, склонилась
перед Небесным Владыкой, чье огромное изваяние, установленное в
противоположном конце Храма, отсюда казалось не таким уж и большим,
и стала истово благодарить его, стараясь не сказать лишнего. А
Эйли, тем временем, отвесив на три стороны поясные поклоны, прошла
влево, в придел Бахра и Бахрейи...
Таласары общались с Творцом через Бахра, который по Его Желанию
создал Обрыв, отделивший Океан от суши и научивший людей
мореплаванию и иным морским ремеслам. Бахр и воплощал собой Океан,
а жена его, Бахрейя, океанское мелководье и все прибрежные воды.
Так полагали в Империи. У Таласар был несколько иной взгляд на этот
предмет (как, впрочем, и на всю Историю Сотворения), и они более
чтили ласковую Бахрею, воплощавшую для них теплые и сытые Отмели,
чем грубоватого и не очень-то приветливого Бахра, насылавшего порой
на Талас шторма, огромные волны и прочие напасти — может быть, из
мести, а может от ревности.
Во всяком случае так думала Эйли. Поэтому, войдя в предел, она,
конечно же, первым делом обратилась к Бахру, но про свое, про
девичье, рассказала, естественно, Бахрейе. Впрочем, и говорить-то
ей Эйли было нечего. Не каяться же в самом деле в том, чего не
было? Просто поговорить, как бывало в детстве.
Закончив осторожные восхваления Творца, Шаула несмело прошла к
приделу Бахра и остановилась у колонны, не решаясь приблизиться
более, чем это было необходимо, чтобы понаблюдать за княжной
Сухейль. А та стояла возле ног статуи, изображавшей богиню Бахрейю.
Дикая, варварская красота молодой женщины, изваянной из
золотистого, как загар, мрамора, в легком одеянии, отсверкивающем в
свете окон перламутром, казалась поистине божественной, хотя Шаула
помнила, что Бахрейя к Богам принадлежит только поскольку супруг ее
Бог-Ученик. Бахрейя и стояла, положив руку на плечо сидящего на
троне грозного могучего Бахра. Перед ними бил фонтан, чашей
которому служила раковина трех ярдов в поперечнике, а в саму
колонну фонтана была вправлена, как в золотую клетку, грушевидная
жемчужина размером с человеческую голову. Эйли стояла у фонтана, не
преклоняя коленей, но склонив голову и подняв к лицу сцепленные
руки. Наконец Эйли нагнулась, зачерпнула ладонью воды из фонтана и
омыла лицо; потом в пояс поклонилась Бахрейе, поклонилась Бахру,
отступила, не отворачиваясь от Богов Таласа, на три шага и,
повернувшись, поспешно пошла к выходу. Шаула подождала, пока она
поравняется с ней, пошла рядом и с большим облегчением вышла под
открытое небо.