— Вы не только списывали, мисс Руа,
но еще и солгали, — холодно говорит она, брезгливо отбрасывая
комочек в урну, как дохлую мышь. — Вам должно быть очень, очень
стыдно.
— Мне стыдно, — шепчу я.
Хотя мне совсем не стыдно. Мне
страшно, даже кровь отливает от лица.
— Мисс Хэвидж, я действительно учила
даты, но их слишком много, и…
— Замолчите.
Она проходит к двери, запирает ее на
ключ, после чего возвращается ко мне. Подхватывает линейку и
командует:
— Повернитесь!
— Пожалуйста, я…
— Повернитесь, — сурово говорит она.
— За каждое слово и минуту промедления я буду добавлять вам по
удару к положенным десяти.
Поворачиваюсь, не успевая даже понять
зачем: обычно она меня бьет линейкой по рукам, если я тереблю
волосы. Но это совсем не так больно, как розги. Так что может
быть…
— Поднимите платье, а панталоны
опустите вниз. И нагнитесь.
Вот теперь мне действительно
становится стыдно: кровь снова приливает к щекам, при мысли, что
придется это сделать.
— Пожалуйста, не надо, — шепчу я, но
суровый и жесткий голос за спиной произносит:
— Три слова и минута. Четырнадцать
ударов.
От обиды и несправедливости на глаза
наворачиваются слезы, щеки пылают, но я знаю, что спорить
бесполезно. Леди Ребекка говорит, что воспитание мисс Хэвидж
сделает из меня порядочную и благопристойную мисс, поэтому она не
намерена в него вмешиваться. Как-то я попыталась рассказать ей про
розги, и леди Ребекка поставила меня в угол. Мелькает мысль о том,
чтобы сбежать из этой комнаты прямо сейчас, вот только я понимаю,
что меня скорее всего догонят. И тогда весь дом узнает о том, какое
наказание мне назначено, и за что.
Сгорая от стыда, тяну панталоны вниз,
а юбку наверх. Наклоняюсь, чувствуя, как холодный воздух скользит
по ягодицам.
— Не вздумайте кричать, — напоминает
гувернантка. — Иначе добавлю еще.
Первый удар обжигает ягодицы, и я
дергаюсь. Цепляюсь пальцами за стол, когда она бьет второй раз.
Рука у мисс Хэвидж тяжелая, она никогда не наказывает вполсилы:
после шестого кожа уже горит огнем, из глаз текут слезы. На десятом
я всхлипываю и впиваюсь зубами в губы, чтобы не начать кричать.
Когда все заканчивается, меня трясет: от стыда, унижения и боли.
Меня никогда не раздевали и не пороли… так.
— Всякий раз, когда вы вздумаете
списывать, или, тем более лгать, вспоминайте этот урок, — жестко
произносит она. — А теперь одевайтесь и садитесь.