Минут через пять подъедем, прикинул
Лэйд. Как раз успею закончить.
- Следующие несколько дней мистера
Гобсона были безрадостны – его осматривали лучшие врачи острова,
заставляя принимать укрепляющие желудочные порошки и даже,
вообразите, глотать каучуковый шланг с глазком на конце. Однако
ничего обнадеживающего по результатам своих исследований сказать не
могли. Желудок мистера Гобсона, как и все прочие его органы
пищеварения, выглядел абсолютно здоровым.
- Возможно, какой-то вид тропической
лихорадки, - рассеянно заметил Уилл, - Кажется, я читал о чем-то
подобном…
- Не в силах подкрепить свои силы,
Гобсон быстро слабел от голода. Пока однажды, привычно катая по
столу старую аббатскую крону[10], не сделал страшное
открытие. Повинуясь накатившему приступу голода, столь мощному, что
затмил благоразумие, он открыл рот и, прежде чем успел сообразить,
что происходит, проглотил эту монету. Такая привычка водится за
малолетними детьми, но чтоб взрослый мужчина, не безосновательно
считающийся многими одним из успешнейших дельцов на всем острове…
Вообразите себе его потрясение, когда он обнаружил, что голод
пропал! Более того, пропала и слабость последних дней, вызванная
недоеданием!
- Ну, знаете… - Уилл едва не
поперхнулся, - Это уж чересчур. Я никогда не считал себя знатоком
по части медицины, а человеческое устройство изучал лишь снаружи,
однако даже я знаю, что металл не в силах насытить, пусть даже это
будет благороднейший из металлов!
- Хотите уличить старого Чабба во лжи?
– с улыбкой спросил Лэйд.
Уилл поспешно замотал
головой.
- Нет, я…
- Хорошо. Тогда слушайте дальше. На
какое-то время Гобсон ощутил облегчение, вполне естественное для
человека, который на протяжении долгого времени изнывал от голода,
однако наконец насытился. Он еще не знал, к каким испытанием
готовит его судьба. С этого дня его начал подтачивать новый голод,
прежде ему незнакомый. Голод, который можно было удовлетворить лишь
серебром и золотом. Поначалу Гобсон пытался игнорировать его –
мысль глотать собственное богатство, заработанное многими годами
труда, была ему непереносима. Тем более, что благородные металлы
под действием его пищеварения растворялись без следа и обратно
показываться не спешили.
- Без подробностей! Умоляю
вас!
- Борьба с собственным организмом –
самая бессмысленная борьба из всех. Если Гобсон не удовлетворял
этот новый голод, тот начинал подтачивать его тело, как всякое
обычное недоедание. Слабость, голодные обмороки, галлюцинации… Это
было мучительно – чертовски мучительно – и Гобсон со слезами на
глазах вынужден был время от времени отпереть один из своих
роскошных несгораемых сейфов, чтоб украдкой проглотить серебряный
пенни или пару. Это помогало – на какое-то время.