Даже этот выпад Уилл встретил
спокойно, не озлобившись в ответ.
- Я искренний в своей вере христианин,
- спокойно ответил он.
- И считаете возможным нести подобную
околесицу, черт вас возьми?
Уилл кротко вздохнул.
- Я свято чту Святое Писание, однако,
мистер Лайвстоун, должен признаться в том, что имею некоторые
разногласия с тем плодом Реформации, что зовется Англиканской
церковью.
Лэйд ощутил невольное ожесточение. В
бытность свою подданным британской короны, а не владетеля Нового
Бангора, он никогда не проявлял особой набожности. Чего скрывать,
подчас приходилось шутить самым скабрезным образом и насмешничать,
высмеивая господ в сутанах. Что же до религиозности, он чаще
причащался кабацким вином, чем церковным. Однако сейчас он
отчего-то ощутил обиду, точно этот пришлый молокосос, не проведший
на острове и года, не глядя вонзил шип в какой-то его уязвимый
нерв, о котором он сам давно позабыл.
- И чем же она вам не угодила? –
язвительно осведомился он, - Мешала производить полуночные мессы?
Возносить жертвы идолам?
Уилл лишь взглянул на него, и Лэйд сам
собой осекся. Совсем озлобился, старый сатир, подумал он, сам
клацаю челюстями, точно чудовище из Скрэпси. Вот тебе и благородный
Тигр Нового Бангора. А ведь полковник, надо думать, описывал меня
совсем с другой стороны…
- Извините, - буркнул он, остывая, -
Жизнь лавочника не располагает к теологическим спорам. Что вы имели
в виду, Уилл?
Тот благодарно кивнул, словно принимая
его, Лэйда Лайвстоуна, извинения.
- Англиканская церковь всегда уделяла
чересчур большое внимание догматике. Руководствуясь наилучшими
побуждениями, конечно. Не замечая, как с течением веков эта
догматика, обернувшись тлетворным ядом формализма, разъедает
изнутри все христианское устройство церкви! Она закостенела в своем
вековечном ложе, превратив Христа в иззолоченное алебастровое
изваяние сродни выспренным статуям Вероккьо, Челлини и Пиццоло. А
ведь Иисус был не строгим учителем, которым его силятся нам
представить! Нет, сэр. Он не был чванливым морализатором в шелковой
рясе! Он был философом, беглецом, учителем. А еще – мятежным
бродягой, странником и творцом. Наделенный по воле Создателей
божественной сущностью, он в то же время оставался человеком,
мистер Лайвстоун. Со всем, что полагается человеку при рождении –
страстями, страхами, сомнениями. Да, страстями!