Как же ты, дурачок, обмануться рад.
Кто она? Подойди, посмотри поближе.
На шее лебяжьей, гипнотизируя бриллиантами глаз,
Кольцом свернулась змея в золоченой коже.
День смерти назначен. Укус. Три, два... и раз -
Бездыханным падешь перед этим атрибутом прихожей.
Ходит любый, да не нашей стороной.
Что ж ты, миленький, неласковый со мной?
Позабросил, позабыл тропинку к нам,
Видно, солнышко теплее греет там.
Говоришь другой заветные слова,
А меня чернит ехидная молва.
Загорелася обидушка огнем,
Нет покоя даже в тереме моем.
Ах, залучная любовь моя, тоска,
Жаркой кровушкой стучишься у виска,
Подколодною змеею жалишь грудь,
Не даешь мне ни забыться, ни вздохнуть.
Не прощалась, не махала я платком,
Настежь дверь - и прочь из терема летком.
А потом по сухопутию брела,
Путь-дорожка на курган и навела.
Здесь отава белы ножки не сечет,
Из-под камушка горюч ручей течет.
Окати скорей, горючий студенец,
На остуду чародейный слей венец,
Чтоб отхлынула наносная тоска,
Что стучится жаркой кровью у виска.
Ледяной водою брызни мне на грудь,
Подколодную уйми и дай вздохнуть.
Вот тогда беду-кручину приморю,
Крепким словом сухоту заговорю
И замкну свой тайный заговор ключом.
Кто откроет - посеку того мечом.
Я под камень спрячу тот заветный ключ.
Никогда, любовь-тоска, меня не мучь!..
Что ж ты снова ходишь нашей стороной?
Вдруг у нас теплее стало, мой родной?
Не вздыхай так горько, парень, не молчи,
Не найти тебе заветные ключи.
Стережет их белый камень-горюнец.
Охладил меня навеки студенец.
Как женщина с картины Пикассо,
Полынь абсента пью.
Тебе ль понять?
Вино несбыточных желаний
Горчит сильнее. Я не могу
Тебя обнять,
Лишь взглядом прильну,
Так незаметно, как паутинка
Бабьим летом.
А если все же потревожу
И ты с немым вопросом обернешься,
Что мне в этом?
Так смотрит на картину лишь невежда,
Определяя ценность по багету.
Но ты не обернешься.
Как ядовито зелен мой напиток.
Ты с девушкой своею
Весело смеешься...
Вдруг, смех твой оборвав,
Взгляд бросила,
Как прочное лассо,
Познав всю силу
Горечи абсента,
Та женщина с картины Пикассо.
Штопала, клеила вретище драное.
Швы разошлись, разлетелись облатки.
Да и не скроет нищенство рваное
Роскошь грошовая яркой заплатки.
Ей, христараднице, ждать за порогом.
Сталь отзвенела в летних туманах.
Скошено все. Брошенным стогом
Мокнет и горбится. Пусто в карманах.
Вынесу я за порог подаянье: