Иоахим фон Даркмур, двадцать седьмой барон Даркмур,
был главой имперской контрразведки.
И Микки, и Мумба, и Глинка при этом известии как-то
странно потупились.
Я вскочил. Заправил как следует под ремень камуфляж,
дохнул на кокарду, протёр её рукавом. Надел шлем. Мимоходом оттянул
затвор «манлихера», заглянул в казённик – нет ли нагара? А то ещё
проверят, в порядке ли оружие содержу… Броню решил было не
надевать, но потом подумал, что если представать «в полном боевом»,
то без неё негоже.
В сопровождении сумрачного Клауса-Марии (бравый
вахмистр, как и многие другие боевые солдаты и офицеры, охранку
всех и всяческих мастей недолюбливал, солидаризируясь в этом с
нашим лейтенатом, предупреждавшим меня о том, что не стоит
становиться плохим шпионом из хорошего солдата) я отправился
являться.
«Люди Иоахима» прибыли в немалом числе и с чёртовой
пропастью всяческой аппаратуры в защитного цвета ребристых
металлических кофрах. Можно было только дивиться их оперативности –
верно, болтались где-то на орбите в ожидании чего-нибудь эдакого. И
дождались.
Клаус-Мария чётко отсалютовал, доложился.
– Свободны, вахмистр, – сдержанно сказал поднявшийся
нам навстречу рослый человек в чёрном комбинезоне с узкими витыми
погонами. Погоны – обычные пехотные, даже не десанта, и звание
вроде бы невелико, риттмейстер, но, как известно, в разведке чины
значат куда больше, чем простое число «розеточек». Этот риттмейстер
наверняка равен был самое меньшее полковнику обычных войск или
майору – десантных…
– Ефрейтор, – капитан взглянул мне в глаза, и я
мгновенно напрягся. С обладателем таких глаз шутить не следовало.
Этот не колеблясь выстрелит не только в упор, но и в спину. Будет
пытать и женщину, и ребёнка. Для него существует только одно
понятие – «эффективность процесса», а как она достигается – никого
не волнует. Оно и понятно, правозащитные организации остались
только на немногочисленных, пока ещё формально независимых
планетах.
– Расскажите всё как было, ефрейтор. С максимально
возможными подробностями. И не стойте, как манекен. Мы не на
строевом смотру. Можете сесть. Курите?
– Благодарю вас, господин риттмейстер,
нет.
– Разумно, – щелчок закрывшегося и спрятанного
портсигара. Массивной золотой вещицы, явно стоящей как хорошее
спортивное авто. – Итак, я слушаю. Предупреждаю, ефрейтор, наша
беседа будет записываться. Нам важна каждая деталь, которую вы
сможете сообщить. Приступайте, ефрейтор.