Хамить больше не было ни повода, ни
желания.
— Я здесь случайно оказался, — сказал
он вполне мирно, — меня никто не приглашал.
Берендей опустил голову и робко
глянул на Антонину Алексеевну. Но почему-то не увидел ни гнева, ни
даже осуждения в ее глазах. На Юльку он взглянуть побоялся.
— Ну ни фига себе, — совершенно
нелитературно высказался Андрей. Ему никто не ответил.
— Ты видел Ивана? — прогрохотал
большой босс, не оценивший жеста доброй воли.
— Нет. Он уехал до того, как я
появился. Я слышал, как отъезжала его машина.
Берендей все же глянул на Юльку — она
смотрела на него, широко открыв глаза. И он не понял, о чем она
думает сейчас, возмущена она, удивлена или восхищена?
Большой босс вдруг размяк, опустился
на низкую скамеечку, на которой до него сидела Юлькина мама, и
разрыдался. Это было так неожиданно и нелепо, что растерялись все,
даже усатый.
— Мы того… — начал усатый, ни к кому
конкретно не обращаясь, как будто оправдываясь вместо хозяина, — мы
машину его нашли. Здесь недалеко, метров пятьсот… И следы в лес
уходят…
Юлькина мама опять ахнула и прикрыла
рот рукой.
— Как? — выдохнула Людмила.
— Вот так, — ответил ей усатый. — Я
собак хотел… по следу. Но снег кругом.
— Этого не может быть, — вскочил
Андрей, — он бы вернулся обратно. Наверное, это вовсе не его
машина?
Большой босс всхлипнул и поднял
лицо:
— Вот и я говорю — это не его машина.
А Семен говорит — его.
— Наверное, надо милицию вызвать, —
робко предположил Виталий, но Света дернула его за рукав.
— Не надо, — босс размазал слезы по
лицу. — Семен сам себе милиция.
— Слышь, Николаич, не раскисай, —
попросил усатый, беспокойно оглядывая присутствующих.
— Дать ему воды? — спросила Юлькина
мама. Усатый кивнул.
Людмила вскочила с места, обойдя
Юльку, и подлетела к большому боссу, присела рядом с ним на
корточки и положила руку ему на плечо. Как ни странно, Берендею
захотелось сделать то же самое. Он скрипнул зубами и опустил
голову. Он был уверен, что перед ним нервный папаша, который не
умеет держать себя в руках. Он не предполагал, что перед ним
человек, убитый горем, которому требуется это горе заглушить любой
ценой. Пожалуй, напрасно он не вспомнил, что кроме себя, надо
уважать еще и других.
Он виновато глянул на Юльку, но она
смотрела на него все так же, не отрывая глаз.