Стрела со свистом пронеслась по всему
супермаркету, с грохотом разбила какую-то бутыль и вонзилась в
жестяной стеллаж. Взвизгнула работница магазина, на которую
посыпались осколки, и полилась яркая жидкость. Женщина пригнулась и
помчалась к выходу.
В разные стороны порхнули, словно
диковинные заморские птицы, рекламные фантомы, среди которых были и
смазливые девки в коротких сарафанчиках да со стрекозьими
крылышками, и упитанные усатые крестьяне с большими серебряными
бидонами молока, а то и вовсе что-то непонятное. Все как один не
больше синицы или снегиря. И девки в том числе.
– Вот, давеча глядел по телевизору, –
произнёс я, доставая из колчана стрелу и прикладывая её к луку, –
как барышня трёхгранкой броню на триста шагов прошибла. Так брешут
же.
– Ты не отвлекайся! – проворчал Вась
Вась, стоя за линией касс. Он был далеко, но голос его доносился
через говорилку, закреплённую в ухе. – Ты чуть по человеку не
попал!
Я улыбнулся, разглядывая верхушки
стеллажей, где с шумными воплями носились странные твари,
перепрыгивая аки обезьянцы с одного на другой.
– Попал, куда целился, – спокойно
произнёс я в ответ. – Незачем под ногами во время охоты
путаться.
– Стоимость товаров из гонорара
вычту, – снова пробурчал Вась Вась.
– Ну, так вот, – продолжил я, быстро
перебежав от ряда к ряду, – в кино брешут постоянно, что девки из
лука по людям хорошо стреляют. Ладно бы из охотничьего, где белку
сшибить или утку срезать, а из боевого – брешут. Вот, мой попробуй
натянуть, пуп надорвёшь.
Над головой зависла жужжащая пакость
со стеклянным глазом. Она наблюдала и запоминала увиденное. Сколько
ни ругался с Вась Васем, а он упёрся, мол, сейчас на слово не
верят, жужжалкой нужно запечатлевать. И ведь помимо них он пришил
ещё и глаза-пуговицы к одёже.
Одна из тварей неосторожно выглянула
из-за ящиков, и я быстро, на разрыв, выпустил стрелу. Та, щеголяя
ярко-жёлтым оперением, умчалась вверх. Над залом супермаркета
раздался противный визг, и чудище рухнуло на плитку, где продолжило
скрестись. Я быстро подбежал поближе. Тварь была размером с бобра,
лишённая меха и покрытая чешуёй аки ящерица. Зато ушам и страшной
морде позавидовал бы и самый уродливый нетопырь. Из раны вырывался
едкий противный дым, ещё бы, наконечник-то серебряный.
– Что за тварь? – спросил я.
