Вася. 29-30 июля 1840.
Скоро, очень скоро вся Русь святая выучит географию Чечни и
Дагестана, названия никому неизвестных речушек, глухих лесов и
затерянных в чащобах и горах аулов. Никто из образованной публики
прежде и слыхом не слыхивал про Ахульго, Дарго, Гергебиль,
Гойтинский лес, реки Гехи или Аварское Койсу, Аргунское ущелье. Но
так закрутится кавказская воронка, что тысячи семей узнают и
перестанут интересоваться у знатоков, где то черное место, где
погиб сын, брат, муж или отец. Откуда узнают? Из скорбных списков,
напечатанных в газетах. Из писем от полкового командира. Часто даже
не зная, где затерялась могилка и не осталось ли тело без должного
погребения. Имея лишь смутное указание: в лагере у такого-то аула
или урочища…
О солдатских потерях и вовсе ничего, как правило, не сообщали.
Если чья жена, годами не получая известия от мужа, решит навести
справки, могли и ответить. Обязанность объявлять женам о смерти
мужей, на военной службе состоявших, возлагалось на 2-е отделение
Канцелярии Губернского Правления. Кто же знает, сколько длилась
переписка между гражданским и военным ведомством и не гнали ли
чиновники просительницу? Сколько лаптей износила солдатка, таскаясь
в губернскую столицу? Сколько медных копеечек перепало чинушам из
Правления, пока выясняла она, что уже не соломенная вдова, а самая
натуральная?[1]
Никто не знает доподлинно числа жертв среди нижних чинов на
Кавказской войне. С офицерами картина яснее.
И еще. На войне этой погибал цвет русского офицерства и его
отбросы. Блестящие гвардейские офицеры, выпускники Академии
Генштаба, пока не имевшие такого почета, как впоследствии, подающие
надежды армейцы… и шулера, бежавшие от позора на Кавказ, и их
жертвы, проигравшиеся и наделавшие долгов, пьяницы, дебоширы и
погнавшиеся за длинным рублем. Придумал кто-то в ведомстве
Чернышева выплачивать двойные подъемные переводившимся в кавказские
войска. Ничего путного из этой идеи не вышло…
Чеченская или черкесская пуля не выбирала достойных или
негодяев. Гибли и те, и другие.
— Модно стало отправляться на Кавказ среди
аристократов-гвардейцев, – ехидничал Дорохов, беседуя с Лермонтовым
в ожидании сбора отряда. – Рвутся в Куринский или Кабардинский
полки за наградами да чинами. И того не знают, что из прошлой
экспедиции в Ахульго не вернулся каждый второй. Мы-то, Мишель,
здесь не по своей воле.
