Глава 1
Пасмурным субботним днем первого мая 1926 года на улице Халтурина1 было особенно многолюдно – нарядная публика возвращалась с только что закончившегося митинга на площади Урицкого2, посвященного Дню Интернационала. Среди гуляющих по случаю выходного дня горожан были рабочие и служащие, студенты и красноармейцы, нэпманы и даже «бывшие» – всем было интересно посмотреть на красочные плакаты и забавные агитационные автомобили, которые каждое городское предприятие украшало с учетом своей специфики: рабочие «Красной зари» поставили на шасси грузового «Рено» макет огромного телефонного аппарата, а пролетарии «Красного Треугольника» полностью закрыли корпус «Форда» гигантской калошей, назвав свой шедевр «Антанта в калоше». Также можно было прогуляться до площади Воровского, покататься на специально поставленных по случаю праздничного дня каруселях. Более же сознательная публика оставалась на площади Урицкого до конца, чтобы послушать пламенные речи революционеров и участников гражданской войны, а также посмотреть на нового ленинградского градоначальника, прибывшего из Баку первого секретаря ЦК Азербайджанской ССР – Сергея Мироновича Кирова. Выступления ораторов периодически прерывались аплодисментами и одобрительными выкриками. Люди восторженно выслушали новость об отлете из Троцка3 к Северному полюсу дирижабля «Норвегия» под командой отважного итальянца Умберто Нобиле, одобрительными аплодисментами встретили известие о заключении в Берлине договора о ненападении и нейтралитете между СССР и Германией, но особенно бурные овации последовали после прочтения молодым ленинградским поэтом Николаем Фёдоровым специального «Первомайского поздравления» от Владимира Маяковского, опубликованного в свежем утреннем номере «Красной газеты».
– «Товарищ солнце, – не щерься и не я́щерься!
– Вели облакам своротить с пути! —
Сегодняшний праздник – праздник трудящихся,
– и нечего саботажничать: взойди и свети!»
– вещал с трибуны под красными транспарантами высокий худощавый Коля Федоров. Газету от волнения поэт зажал в кулаке – текст он успел выучить наизусть и теперь, подобно древнему волхву, смотрел в хмурое питерское небо, призывая дневное светило выйти из-за свинцовых облаков и озарить своим светом праздничный Ленинград.
