Волшебная, восхитительная вечность! Сколько слёз по тебе пролито, сколько терзаний и мук пережито! Ты звала через века и сулила россыпи бриллиантов духа. Ты обещала основательность и могучую непреложность. Успокоение и победный итог. Заслуживаем ли мы тебя, достойны ли? Мы все и каждый по отдельности…
На финише тридцатого тысячелетия Эры Безысходности мир погрузился в беспокойство. Люди бурлили, люди сходили с ума. Тихая размеренность и мудрая созерцательность перестали считаться главными ориентирами жизни. Всем хотелось перемен, настоящего перерождения, прорыва в запредельность.
Тихо, незаметно, но предельно убедительно доминирующей в научной среде стала теория Синхронизации. Кто бы мы мог подумать ещё каких-то триста лет назад, что она столь серьёзно, столь агрессивно будет рассматриваться как единственно верный путь преодоления многовекового кризиса, обретения человечеством всех своих утерянных достоинств и блестящего, а в равной степени и неминуемого выхода в Объективность.
Необходимо заметить – и это очень важно! – что она воспринималась одновременно как философская, так и технологическая проблема. Все без исключения, не считая самых невзрачных скептиков, полагали именно так: могучие мыслительные переливы неизбежно приведут к блестящему технологическому решению, и как следствие – к изменению реальности.
В основной, генеральной своей линии она принималась как абсолютная данность, направление, у которого не может быть альтернатив. Споры велись лишь о методах и формах её реализации.
Я тихий человек. Скромный человек. Человек, который отчаянно сомневается в необходимости перемен. Тем более, таких радикальных, к которым может привести Синхронизация.
Меня зовут Максим Блан, мой номер в системе JCN11212.
Смирение – это добродетель. Это наша коллективная судьба. Наш удел – плыть по течению времени в тех реалиях, какие нам даны, и не пытаться их изменить. На заре существования Обители все – все без исключения! – прекрасно это понимали. Почему и когда кто-то вдруг стал считать, что от перемен станет лучше?
Я тихий человек, и в гуще этого вопроса, по большому счёту, оказался совершенно случайно. Или всё-таки нет? Какая случайность может быть в том, если ты вот уже изрядное количество лет числишься в действительных членах Всемирной Академии наук, занимаешь должность профессора философии Всеобщего университета, выпускаешь научные труды, выступаешь с лекциями и даже балуешься экспериментами с Полотном Времени, благо имеешь к нему доступ? Вольно или невольно ты непременно окажешься в сердцевине этого бурления, начнёшь высказывать точку зрения, спорить и ругаться, принимать и отвергать.
