Несмотря на затянувшуюся полосу
невезения, Ролл решил остаться в южном море до весны, надеясь своим
упорством разорвать цепь неудач. Он двинулся еще южнее,
рассчитывая, что чем дальше от опасной границы с варварским миром,
тем беспечнее будут становится туринцы и менее укрепленными города.
К самому концу зимы, когда дружина уже начала ворчать в открытую,
они наткнулись на то, что так долго искали. В закрытой бухте лежал
небольшой городок, привлекающий видом богатых особняков и
сверкающей меди на крыше храма. Полуразрушенная в некоторых местах
стена демонстрировала беспечность горожан, а гарнизон крепости
руголандцев не пугал. Сотня голодных озлобленных рубак готовы были
броситься на хоть вдесятеро превосходящего врага, лишь бы закончить
поход славной битвой и богатой добычей. Возвращаться с пустыми
руками им уж очень не хотелось. Это не считалось позором, но и
героических песен о таком тоже не слагали. Свои, конечно, корить не
будут, но зато будут тихо посмеиваться над неудачниками и с ноткой
снисхождения вспоминать зимними ночами: «Помните тех глупцов, что
ходили к южному морю и вернулись не солоно хлебавши?»
Ролл решил ударить с восходом солнца,
нагло заплыть прямо в бухту и, пользуясь суматохой, захватить
город. План удался на все сто. Едва руголандский корабль вошел в
залив, как горожан охватила паника. Сопротивления почти не было,
едва держащиеся на петлях ворота вылетели с одного удара, а дальше
уже пошла откровенная резня. Опьяневшая от крови дружина творила
полное непотребство, убивая направо и налево и хватая все ценное,
что подвернется под руку. Фарлан вспомнил, как они с Лавой
ворвались в какой-то дом. Трое мужчин сгрудились во дворе перед
дверью, по всей видимости, отец с сыновьями. У защитников тряслись
руки, и тяжелые мечи висели в них, как гири, в глазах застыл ужас и
непонимание. Разгоряченный Фарлан сходу рубанул выскочившего вперед
отца, выверенный удар с легкостью пробил защиту и обрушился на
голову туринцу. Рядом уже был не Лава, а Большой Уго. Разбросав
горе-вояк как тряпичные куклы, тот не задумываясь добил молящих о
пощаде парней и бросился к входной двери. Дом оказался богатым:
серебряная посуда, бронза, дорогая одежда, но Уго, словно ведомый
чужим страхом, бежал дальше. Влетев на второй этаж и распахнув
дверь ударом ноги, он остановился и довольно осклабился. В дальнем
углу комнаты, закрыв собой двух малышей, стояла совсем юная
девушка. Черный волосы разметались по лицу, а в глазах застыла
мольба и отчаяние.