Трухо упрямо затряс головой.
— Не цепляйся к словам. Ты понимаешь, о чем я говорю. Как только
бабушка заговорила, и отец, услышав ее речи, похватал всех нас,
посадил в кибитку и выехал за стены этого дома, то вся моя семья
только о тебе и говорила. Мама, отец, бабушка… Нет, ты не подумай —
я очень тебе благодарен за исцеление сестры, но…
— …все говорят обо мне, а не о тебе,— закончил за подростка
Трафо.
— Это мне бабушка должна была передать свои знания и карты. Мне,
а не тебе.
Трафо протянул руку к медному подносу, что стоял невдалеке,
отломил кусочек лепешки, протянул подплывшему к ногам карпу.
Рыбина, вытянув губы из воды, несмело приняла угощение, и, ударив
сильным хвостом, отплыла на безопасное расстояние. Разноцветная
мелочь сбилась стайкой вокруг головы ее, каждая маленькая рыбка
спешила отхватить крошку от размокшей лепешки.
— Тебе не кажется, что ты слишком занят тем, что жалеешь себя? —
посмотрев на мальчика, спросил Трафо. Заметив, как тот
встрепенулся, собираясь ответить, остановил его довольно грубо.
—Нет, уж выслушай. Твой отец сделал все, что мог для спасения
дочери. Он истратил почти все, что имела твоя семья. Теперь он от
рассвета до заката занят тем, чтобы восстановить дело, которое
создавалось твоими прадедами. Восстановить и передать тебе.
Естественно, что сейчас у него просто не хватает времени для
разговоров с тобой. С чего ты взял, что у него нет на это
желания?
— А мама? Она-то дома.
— О, брат…ты замахнулся. Вель сейчас нужна твоей сестре. Так
всегда происходит. Маленьким необходимо больше внимания. Это
нормально. Или ты хочешь сказать, что справедливее будет махнуть
рукой на младенца и заняться тем, чтобы успокаивать такого
взрослого парня, как ты? Может, это тебя необходимо кормить грудью?
Или смотреть, чтобы ты мокрым не лежал в люльке? Может, это ты
страдаешь от колик? Ты ведешь себя как младенец, это верно. Но ты
им не являешься. Глупо придумывать вины своим родителям, когда они
безвинны. И последнее. Ты даже не касался еще Божественных
осколков, не знаешь про них ничего, а твоя душа уже воспылала
жаждой их обладания. Ты винишь Гезиль в том, что она пытается тебя
оградить от всего этого, как прежде оградила твою мать. Вель, я
думаю, как и ты, даже не подозревала о том, что Гезиль была
Собирателем. Мне уже за тридцать… из-за одной единственной карты я
оставил в одиночестве самого дорого мне человека — мать. Я даже не
знаю, жива ли она. Может, погибла голодной смертью, может,
прохудившаяся крыша, которую некому залатать, вконец протекла, и
она заболела от сырости и умерла от болезни. Я живу? Я маюсь. Какая
мать, или бабушка, по-настоящему любящая своего внука, пожелает ему
судьбу Собирателя? Перестань жалеть себя! Посмотри вокруг — в этом
доме нет врагов.