— Совсем другое дело! — воскликнул он. — Сил на десятерых! Зачем
еда, коль есть вода? Пей вода, ешь вода…
Прикоснувшись ко лбу, он вновь убедился, что все хорошо, и
клеймо, оставленное палачом, не вернулось, пока он безмятежно спал
в этом аду. Страшно подумать о том, как люди, не имеющие в своем
распоряжении хоть каких-либо карт, могли отчаяться и ступить на
дороги Затарии. Дневная жара и ночной холод — самое безобидное, что
может поджидать в пути. Многочисленные ядовитые гады, степные волки
и… бесплотный Эши. Даже от воспоминания о Эши все тело Трафо
пронзили иголки ужаса. Существо, пожирающее не только тело, но саму
душу. Красным, кровавым облаком летает Эши над степью, выискивая
новую жертву. Эши поглотит и одинокого спутника, и целый отряд.
Ненасытное чудовище, порождение Дьявола. Нет оружия, способного
поразить его. Нет такого коня, что смог бы унести своего седока от
неминуемой гибели. Лишь носитель карты неподвластен Эши. Чудище не
может убить носителя, но коль носитель слаб духом, то рискует при
встрече со Степным монстром лишиться разума. И даже карта не
убережет от сумасшествия.
Трафо не уверен, что сможет сохранить себя, встретившись один на
один с Эши. Вернее, он не был уверен, что, потеряв разум, сможет
воспользоваться исцеляющей картой. Зная себя, он думал, что с ума
сойдет обязательно. Остается надеяться, что сам дух степи,
почувствовав его карту, свернет с намеченного пути.
Фырканье лошади и скрип несмазанного колеса выдернул Трафо из
собственных мыслей, возвращая в реальный мир. Подобрав лежащий
рядом почти пустой походный мешок, и прикоснувшись к груди, где во
внутреннем кармашке покоилось его сокровище, Трафо лихорадочно
размышлял о том, как бы ему незаметно скрыться. Незаметно не
получится — степь. Ни укрыться, ни спрятаться. Хороший фонарь и не
самое острое зрение с легкостью обнаружат беглеца. Остается ждать,
смиренно покорившись судьбе.
Натужный, пронизанный болью детский плач резанул слух, отзываясь
в самом сердце Трафо. Он понял, что, появись сейчас возможность
убежать, все равно оставался бы на месте. Это было его проклятьем,
хотя мать всегда называла его чувство сострадания не иначе, как дар
богов.
Резко выдохнув, словно собрался броситься в омут с головой,
Трафо вышел из-за щита, повернувшись лицом в ту сторону, откуда
слышался плач. Фонарь, пристроенный на оглобле, мерно покачивался,
отчего походил на огромного светлячка, летящего по одному ему
ведомым делам. Света от выставленного на минимум светила хватало
лишь на то, чтобы сделать видимыми кривые, побитые ноги лошадки,
едва переставляющей истертые копыта.