– Т-ш-ш, т-ш-ш, Андрюш. Придётся
немного постоять, – говорил он сочувственно и продолжал вытягивать
из него нити. Пространство между ними полыхало разными цветами, как
северное сияние. Несмотря на своё состояние, Руднев очень
внимательно смотрел, что именно Радзинский с ним делает. И
запоминал, и даже умудрялся понимать смысл его действий. Сказать,
что он был восхищён возможностями и искусством Радзинского, значило
бы сильно преуменьшить его истинное впечатление. Ему, правда, не
понравилось, когда Викентий Сигизмундович начал соединять его нити
со своими, сплетая из них огромный светящийся кокон. Тело Андрея
Константиновича, скорее, инстинктивно, чем сознательно отторгало
чужеродную энергию. Но Радзинский его уговорил, убедил, успокоил –
и всё получилось.
Когда Руднев открыл глаза и увидел
перед собой стену панаринской спальни, он поначалу решил, что всё
это ему приснилось. Но потом он попробовал на вкус воздух и тихо
застонал: запах Радзинского пропитал его насквозь, въелся в кожу, в
волосы, в одежду. Поможет ли в этой ситуации душ? Никакой
уверенности…
– Киса! Где тебя носит? – капризно
простонал Андрей Константинович и отбросил жаркое одеяло. И только
после этого понял, что сейчас глубокая ночь. А он каким-то образом
видит всё так же ясно, как днём. Вот тебе, бабушка, и Юрьев
день!
Темно. Только слабые очертания окна
выступают на фоне вязкой, бархатной черноты. И душно до
невозможности. Радзинский всё ворочается и вздыхает на диване в
гостиной. Двери настежь открыты. В соседней комнате смутно белеет
аверинская постель и оттуда не доносится ни шороха, ни звука.
– Коль, ты спишь?
– Нет, конечно. Ты же каждые три
минуты меня дёргаешь.
– Ну, извини.
– А если не извиню, то что?
– Не знаю даже. Такого ещё не
случалось… Сначала, наверное, не поверю.
– И правильно не поверишь. Ну,
говори уже, что там опять тебя торкнуло.
– Коль, ты только не смейся!
– С чего это мне вдруг смеяться?
– Да ты же всегда насмехаешься!
– Тебя послушать, так я просто
закоренелый циник какой-то!..
– Циник не циник, но безобидным
мальчиком-зайчиком тебя могут считать только дураки.
– Спорить не стану… Кеш, ты опять
одеяло на пол сбросил?! – Аверин с возмущённым возгласом
приподнимается на локте.
– Оно само!.. – Радзинский пытается
изобразить благородное негодование, но быстро сдаётся. – Ну,
хорошо! Скажем так – я не стал ему препятствовать. Жарко мне!