Николай Николаевич с задумчивой
улыбкой принялся аккуратно складывать разбросанные по столу бумаги
и не заметил, как сзади подошёл Радзинский и вздрогнул, когда тот
заключил его в объятия. Повернув, насколько мог, голову, он
заметил, что Викентий Сигизмундович восхищённо смотрит в окно.
– Я, когда вошёл, в первое мгновенье
подумал, что – солнце. – Радзинский кивнул на ярко-жёлтое дерево за
стеклом, которое светило своей канареечного цвета листвой, создавая
убедительную иллюзию солнечного дня. – А с утра – внимания не
обратил… Ники! – ахнул он внезапно, показывая на нетронутые
пирожки. – Ты до сих пор не поел!..
– Я тебя ждал, – уверенно соврал
Аверин. – Вот такая у меня прихоть: хочу поесть вместе с тобой!
Викентий Сигизмундович покачал
головой, усмехаясь, и пошёл снова греть чайник.
Николай Николаевич тем временем
залез в холодильник и достал оттуда бутылку молока.
– Не вздумай пить его холодным! –
пригрозил Радзинский, отбирая у Аверина наполненную молоком кружку,
и поставил её в микроволновку.
– Вики! Ну что я – маленький?
– Ты не маленький, ты – слишком
чувствительный к перепадам температуры тончайший инструмент, –
наставительно изрёк Радзинский, чайной ложкой пробуя, согрелось ли
молоко как следует. – Ты обещал рассказать, где пропадал целые
сутки.
У Николая Николаевича возбуждённо
замерцали глаза, он выпрямился на стуле, как готовая к полёту
стрела, и, кажется, забыл, что откушенный пирожок надо прожевать.
Да и проглотить не мешало бы…
– Я бы хотел отвести тебя туда, –
взволнованно заговорил он, когда справился с помехой в виде пирожка
во рту. – Там такой необычный жемчужный свет: солнце не светит
сверху и не слепит глаза – свет струится из-за горизонта, и у моря
поэтому необычный серебристый оттенок. Очень уединённое место – как
раз для таких, как я – эмоционально ушибленных. – Николай
Николаевич коротко и счастливо рассмеялся. – Сначала я видел – не
знаю, сколько я мучился – какой-то жуткий мир, населённый
совершенно омерзительными гигантскими чудовищами. Меня охватило
такое отчаяние! Знаешь, как бывает, когда оказываешься пленником
чужого мира безо всякой надежды выбраться оттуда – только умереть…
В какой-то момент я смирился окончательно. Перестал трепыхаться и
даже мысленно попрощался с тобой и со всеми… Не надо на меня так
смотреть! Вот такое вот на меня нашло затмение!.. Внезапно я понял,
что гляжу на всё уже сверху, и с замиранием сердца наблюдал, как по
планетке прокатилась огромная огненная волна – потрясающее зрелище,
я тебе доложу – и уничтожила всю эту мерзость. Даже следа не
осталось. Сразу стало так хорошо, так спокойно. Пытка кончилась, а
место мучения стало райским уголком. И я сразу подумал, что
когда-нибудь так же внезапно и наш мир будет избавлен от наших
собственных чудовищ. Вики! Это так вдохновляет! Одна только мысль,
что когда-нибудь – пусть в отдалённой перспективе – видения
прекрасного будущего станут реальностью, залечивает душевные раны
полностью! Я смотрел на море – оно повсюду очень глубокое:
огромная, практически неподвижная толща воды – и я увидел, что наши
печали – только тоненькая плёночка на поверхности океана. Стоит
нырнуть поглубже, и погрузишься во что-то настоящее, исходящее
непосредственно из Источника, вечное и неизменное, состоящее из
чистого, ничем не замутнённого блага… Но самое прекрасное, что там
не хочется остаться навечно, потому что, как только ты понимаешь,
что сомневаться преступно, что тебя ждёт работа – вот для этого
самого будущего, всякая дурь из головы вылетает начисто! Боже мой,
Кеша, мне стало так стыдно! Я поклялся, что больше никогда не стану
жалеть себя, да ещё до такой степени, чтобы забыть о деле! И
заставлять тебя волноваться… – да я просто свинья!..