«Орлы» довольно загоготали.
– Сыч! Точно остаёшься?! – заорал Партизан. – В доме пока
запрись, мы скоро.
Сыч не отозвался, но когда мы тронулись в путь, вышел на
крыльцо. Мы уходили, а он потерянно так смотрел нам вслед.
Иногда случается странное наваждение: кажется, будто жизнь
перекрутилась петлёй, и ты начинаешь с уже прожитого когда-то
момента. Ведь было же недавно; и съедающая рельсы ржа, и деревья,
облепленные мхами, и буйный подлесок, выползающий к железной
дороге! Только идём мы сейчас в другую сторону, и солнышка нет,
вместо него серая муть, ветер и лужи. Вонючий мох, который, по
словам Архипа, и не мох вовсе, свисает с каждой ветки каждого
дерева. Оттого ко всем лесным ароматам примешивается еле слышный
гнилостный душок, пополам с запахами грибов и сырости. А по животу,
как и в первую мою вылазку за Ограду, вовсю прогуливается холод. Но
теперь к нему прибавилось новое ощущение – показалось, будто кто-то
нахальный и любопытный вытаращился мне в затылок, скоро назойливым
взглядом пробуравит дырку в черепе, рассмотрит мои нехитрые мысли.
Пару раз я, не выдержав, оборачивался, но за мной шёл лишь
рассеянно глазеющий по сторонам Савка.
Партизан обещал, что под вечер мы выйдем к речке Большая
Берёзовка; так и получилось. Мы остановились возле моста,
заросшего вонючим мхом. И снова, будто повторение пройденного:
несколько дней назад я стоял точно перед таким же сооружением. Так
же, словно занавески на сквозняке, колыхались похожие на щупальца
отростки, обильно сочилась тягучая слизь – сопли до воды
растянулись. А в речке нетерпеливое бурление – стайки мелюзги
пожирают капающее сверху лакомство.
От вони дух перехватило, и глаза слезятся: кто рукавом нос
прикрыл, кто ладонями, а всё равно тошно.
Профессор поднял с земли сухую ветку и подошёл к мосту. Сопливые
мочала лениво зашевелились, Архипу от этого сделалось ещё
интереснее, ткнул он веткой в ближайший отросток, и началось
форменное безобразие: обметавшая мост растительность заколыхалась,
потекла слизь, вонь пуще прежнего изгадила воздух. Принялся Архип
это дело рассматривать, ветку к лицу поднёс, хорошо, на вкус не
попробовал. У меня желудок рвотным спазмом прихватило, едва удалось
перебороть стыдный позыв.
– Что, умник, – усмехнулся Партизан, – изучаешь помаленьку?
Сообразил, что это?