– А где ты там умных видел? Кого надо, я научил, хорошо научил,
а про остальных и говорить не хочу.
– Интересно вы там жили, – сказал я.
– Ничего-то ты, Олежка, про ту жизнь не понимаешь, – ухмыльнулся
Леший. – На самом деле она была не столько интересная, сколько
дурная. Может, и правильно, что нас бомбанули…
– Всё, захлопните рты, – прошипел Партизан, – Кажется, пошло
дело.
Не надо трепаться о не имеющих сейчас никакого значения вещах,
чтобы хоть чем-то законопатить паузы, в которые иначе заползёт
страх. И шорохи за окном больше не пугают, потому что началась
охота. Стёрлось из памяти, как я подскочил к окошку. Только
что разговаривали, неспешно выпуская облачка табачного дыма, и вот
я вглядываюсь в контуры деревьев, чернеющие на фоне чуть
посветлевшего неба, в силуэты домов, и в потустороннее сияние,
которое сделалось значительно ярче.
Закричал волколак, ему ответил другой, и грянула какофония.
Чёрный силуэт заслонил оконный проём. Я отпрянул – сквозь решётку
протиснулась грязная, поросшая рыжим свалявшимся волосом, лапа;
когтистые скрюченные пальчики почти коснулись моей груди. Пахнуло
мокрой псиной и падалью. К решётке приникла слюнявая оскаленная
пасть, клацнули жёлтые клыки, на меня уставился пылающий красный
глаз.
На секунду вернулся страх, но только на секунду. Волколак там, я
здесь – лапы коротки, меня достать. А ещё у меня автомат. Это
веский аргумент, если у противника нет автомата. Стреляю – тварь
опрокидывается в темноту.
На дверь и на окна сыплются удары.
– Эх, началось! – довольно восклицает Леший. – Повеселимся!
– Со смеху не лопни, – отвечает Партизан.
Это не бой, а бойня. Архип у двери, остальные защищают окна.
Иногда, если неосторожная тварь подставляется, гремят выстрелы. На
место страха пришёл не менее пугающий наэлектризованный азарт.
Услышав скулёж и визг подранков, я смеюсь, лесники подбадривают
меня и друг друга, а сами считают, у кого больше трофеев.
Это странно и непонятно, но я и представить себе не мог, что
охота – это так весело!
Неожиданно обрушивается тишина, такая, от которой звенит в ушах.
Потом я начинаю слышать шорох листьев, и редкую дробь дождя по
металлическому карнизу. О недавнем бое напоминают нетерпеливая
дрожь в руках, частое дыхание, и едкая пороховая гарь. Словно
кто-то щёлкнул выключателем; вместо бесшабашного пугающего азарта –
равнодушная усталость.