Вышло так, что языку меня учил настоящий писатель, математике –
крупный спец по компьютерам, биологии – бывший заведующий кафедрой,
химии – заслуженный учитель, а истории – просто забавный дядька,
который почему-то называет себя философом. Получается - не такой уж
я и тёмный! Честно-честно, могу и про гуморальную регуляцию
рассказать, и модульное линейное неравенство решить. Жаль, никому
это не интересно. Кстати, меня это тоже мало занимает.
Я шёл по длинному и почти не освещённому коридору. Еле слышно
поскрипывали новые сапоги, пронзительно визжали под ними
рассохшиеся половицы. И, надо же, навстречу Архип Петрович. В одной
старой книжке про животных я видел на картинке журавля. Зоолог
точно такой. Высокий и худющий, он шёл, забавно вскидывая
голенастые ноги. На длинном носу болтались перемотанные бечёвкой, с
трещиной на правом стекле, очки.
Я, бочком, бочком, хотел юркнуть в открытую дверь учебной
комнаты, да куда там. Профессор меня увидел.
– А, Олег! Ты-то мне и нужен! – закричал он, глядя поверх очков
близоруко сощуренными глазами. – Почему сразу не зашёл? Я, как
узнал, что ваша группа вернулась, так и жду. Чай заварил.
Фирменный. Знаю же – ты обязательно заглянешь, побалуешь
рассказами. Жду, жду, а тебя нет и нет! Пойдём, буду слушать о
вашем героическом походе!
Чёрта с два профессору наш поход интересен. Профессора всякая
живность и растительность занимает. О том и будет спрашивать, а
заодно мозги прокомпостирует умными разговорами. Но теперь от
Архипа не отделаешься. Остаётся расслабиться и получить
удовольствие.
– Здрасте, Архип Петрович! – радостно сказал я. – Ты же
понимаешь – работа. Дел накопилось – уйма! Очень мне сейчас
некогда. Про то, как мы сходили, Лешего расспроси. Или Антона. Этот
ещё лучше расскажет! А я пойду, ладно?
– Нет-нет-нет-нет-нет! – замахал руками Архип, и я понял, что
улизнуть от профессора не получится. – Конечно, и с этими я
при случае пообщаюсь. Но мне важнее, что скажешь ты. У тебя научный
склад ума. Ты не забудешь деталей, и не переврёшь.
Делать нечего, раз профессор мне доверяет, нужно это доверие
оправдывать. Я-то знаю, что никакой у меня не научный ум, а самый
обыкновенный – как у всех. Когда я был мальчишкой, Архип попытался
привить мне любовь к обожаемой им науке вообще, и к биологии в
частности. Не его вина, что занятия казались мне скучнейшим делом –
учёный старался. И я старался – изо всех сил делал вид, что мне
ужасно интересно. Вот и выдумал Архип всякое, мол, научный ум у
мальчика, и прочие аналитические способности. Иногда
казалось, что, общаясь со мной, вспоминает он о чём-то
другом. Бывало, назовёт студентом, а взгляд его при этом делается,
как у пса, в которого запустили сапогом – грустным и растерянным.
Когда я подался в милиционеры, Архип сильно расстроился. Видно, до
последнего не оставляла его надежда, что я буду млеть от восторга,
изучая богатый внутренний мир очередной убитой дружинниками
твари.