Тони заглянул в «Кит-Кат» довольно
рано — представление только начиналось — и сидел в темном углу за
столиком, потягивая горький коктейль и подумывая о глотке
чего-нибудь покрепче. Спать хотелось невыносимо. Салли не могла его
видеть — ей в лицо светили мощные газовые лампы.
Вообще-то Тони любил девок покруглей
и помягче, но эти подвязки на чулках, выставленные на всеобщее
обозрение, в первый раз вскружили ему голову не хуже, чем стакан
джина. А зовущие движения и теперь приводили в приподнятое
настроение. Махонькая, худенькая, вовсе не красавица — Салли была
непостижимо хороша именно первобытным, звериным бесстыдством. Тони
не питал иллюзий, отдавая себе отчет в том, что далеко не
единственный герой ее романа, но в глубине души ощущал над прочими
зрителями некоторое превосходство: в отличие от них, он на Салли не
только смотрел. Это заводило: сидеть, покуривать, тянуть коктейль,
поглядывая на сцену, — наравне со всеми, а на самом деле ждать,
когда она закончит петь для всех.
— Тонкин, привет! — пропела Салли,
залетая в гримерку. — У меня сейчас еще один выход, а потом я
свободна целых сорок минут. Не вздумай уйти!
Она скинула тряпочку, едва
прикрывавшую ее наготу, и принялась прыгать на одной ноге, стягивая
чулок. Вдвоем в гримерке они еле помещались, и Тони придержал ее
под локоть.
Вблизи ее блеск не так ослеплял, как
со сцены, — девушки с таким образом жизни, который вела Салли,
быстро увядают. Ей было всего двадцать четыре, а выглядела она на
десяток лет старше: желтые от папирос пальцы, худущие сморщенные
руки, сухие узловатые мышцы, прикрытые еще не дряблой, но уже и не
гладкой кожей, сетка голубых вен на голых ногах. Сценический грим
на расстоянии вытянутой руки казался надетой клоунской маской.
Когда-то она мечтала стать
театральной звездой и теперь время от времени со смехом говорила о
собственной наивности, но Тони знал, что Салли до сих пор ходит на
кастинги и просмотры — уже без особенной бравады, но с затаенной в
глубине души надеждой. Она давно оставила попытки подцепить
какого-нибудь режиссера и переключилась на старых сладострастных
меценатов, но и тут не добилась желаемого — меценаты в лучшем
случае готовы были заплатить за ужин, но не больше. Будущее Салли
было ближе и страшней, чем у Киры, и она прекрасно его себе
представляла. Ее неизменный оптимизм становился все более и более
циничным — но не иссякал.