— Не знаю. Бутылку оставь и пошли за
газировкой.
— И шиколадом?
— Ну да, и за шоколадом.
Пожилой бармен широко улыбнулся,
получив необычный заказ (себе Тони взял еще пива и соленых
орешков), а сперва смотрел на Киру неодобрительно.
— Для мисс О’Нейл могу еще
приготовить крем-коктейль и орешки в сахаре, — намекнул он и
подмигнул Тони.
— О! Коктель! — Кира посмотрела
умоляюще.
— Давайте и то, и другое. Пусть
ребенок забавляется, а не ноет…
— А вообще, не дело это для мисс — по
пабам шататься. Отец небось не пустил бы.
— Сёдня ба пустил, — с вызовом
ответила Кира и проворчала в сторону: — А я гварила, пошлите на
Брик-лан, а вы: далеко, далеко…
Конечно, на Брик-лейн бармен не знал
докеров в лицо и не стал бы цепляться к Кире. Поразительно, но
рядом с ней Тони терял всякое желание напиваться и дурить и вообще
превращался в тошнотворно правильного зануду. И вовсе не потому,
что уважал мнение О’Нейла, и тем более не потому, что надеялся ему
понравиться. Наверное, это было что-то сродни ответственности… До
четырнадцати лет Тони отвечал лишь за самого себя, и только потом
понял, как это важно, как это поднимает его над самим собой,
толкает вперед — ответственность перед теми (и за тех), кто
рядом.
— На Брик-лейн все бы перепились и
передрались. И Марсельезу там не включают.
— Зато Брик-лан в Спиталфилдсе, там
до полдвенадцатого открыто… Ладно, давай тада фокус-покус.
Вернувшись к столу, Тони все-таки
хлебнул немного джина — для повышения тонуса, — и собирался
показать Кире «фокус» с кусочком шоколада в газировке, но не успел.
Музыкальный автомат выключили, и тот обиженно чихнул на полуслове;
Боб Кеннеди, вскочив на стол, призвал присутствующих к тишине, —
оказывается, Гарри-Харлей собирался спеть новую песню. Вставать на
стол Гарри не стал, скромно сел на краешек с гармоникой в руках. Он
неплохо пел и играл, а Боб Кеннеди пополнял его репертуар
революционными песнями. Переводы были, как правило, скверными, а
мелодии перевирались, но это никого не смущало. Тони, конечно,
предпочел бы исполнение Поля Робсона, но зато Гарри очень
старался.
Верхом мы скакали быстрей, чем стрела,
И песня про яблоко в бой нас вела…
Выговор кокни скрыть было трудновато,
но, пожалуй, в этом и таилась особенная прелесть исполнения Гарри —
для этой песни. И понятно, почему именно сейчас кто-то ее перевел и
передал Бобу Кеннеди: трое из присутствовавших в пабе докеров со
дня на день намеревались покинуть дом, чтобы отдать землю
крестьянам в далекой Гренаде.