– Если их пара десятков, то мы можем
легко их перебить, – Дойл услышал негромкий голос Грега за спиной.
– Кода мы прорывались к лесу, их было намного больше.
– Когда мы прорывались к лесу, нас
было тридцать человек, а добралась только половина, – скептически
подметил Дойл. – Что если толстяк прав? Если их там не двадцать, а
добрая сотня, что тогда?
– У страха глаза велики, а пузан
боится, это видно, – Грег уставился на толстяка. – Ему сейчас лишь
бы подальше отсюда оказаться.
– Ты хочешь боя, но посмотри вокруг:
нас восемь, пятеро даже не знают какой стороной копья бить врага,
да и копий у них два на всех. Мы-то может, и выживем, да они
полягут все.
– Выступаем! – вновь проревел
поживший на этом свете десятник.
– Можешь сам поговорить со Стеном, но
он не станет рисковать жизнями парней, – Дойл взглянул на друга и
повернулся к предводителю их маленького отряда.
– Я пойду первым. Бен, Митч, Сало,
Герой, Потт – за мной. Дойл и Грег замыкающие.
Так они и вышли в путь, гонимые
вперёд страхом, голодом, смертью и ведомые остатками угасающей
надежды. Дойл шёл самым последним, погружённый в свои мысли и
воспоминания. Спереди кто-то насвистывал простенькую мелодию, но
свист не отвлекал его от дум.
– Заткнись уже, тупица! Ты на нашу
голову всех мертвецов соберёшь! – раздался чей-то гневный
возглас.
– Скажи это моему мечу, ничтожный! –
голос Героя прозвучал как всегда вызывающе.
– Заткнитесь оба! – взревел Стенли,
больше похожий на медведя в броне, чем на человека. Его косматая
голова была такой огромной, что казалось, на неё не сыщется ни один
шлем во всей империи. – Мало мне стонов этих, недоупокоенных, а тут
ещё ваши кривляния выслушивать приходится.
Герой, понизив тон, продолжил шипеть
проклятия направо и налево. Дойл вновь погрузился в свои мысли.
Герой. Что он знал об этом парне?
Заносчивый и наглый – первое, что приходит на ум. Сильный, храбрый,
безрассудный. Не потерял своё копьё. Уже не плохо. Мнит себя
героем, считает, что половина отряда обязана своей жизнью именно
ему. Убил несколько мертвецов, но говорит, что их были десятки.
Постоянно хвастается своей насыщенной жизнью до легиона. "Да у меня
во всех деревнях вокруг по бабе на сносях, да я тебе зуб даю", – не
проходит и получаса, чтобы он не произнёс эту фразу. Грезит, что
станет великим героем, о котором будут слагать легенды, петь песни
и называть детей в его честь. Постоянно придирается к толстяку:
"Эй, кабанчик, когда еда закончится, можно я тебя съем? Гы-гы-гы!".
От раздумий его отвлёк голос Стена: