– Именно, месье Воронцов! Как говорят любители той нелепой
забавы, где в барабане бочечки с цифрами крутят – «лотто»! Но
только слишком уж частые звуки для выстрелов: много бабахов друг за
другом, через неравные промежутки – похоже скорее на что?..
– Учения на стрельбище? – предположил Пианист.
– Фейерверк! – хлопнула в ладоши Жен.
– Умница, Женни! А теперь ответьте мне, что за праздник с
большой пальбой у нас приключился совсем незадолго до того, как
месье Зузан в трущобах свой собственный фейерверк устроил?
– День Всех Глупцов! Первое число! – прозрел Зузан. Ну, да,
точно, салют был знатный: когда он шёл по улице от обречённого
«Трепанга», в воздухе всё ещё витал запах пороха, даже спустя пару
суток…
– Лотто! И последнюю подсказку дал нам этот неведомый бедняга,
упокой Творец его душу, тьфу-тьфу: «Сегодня во Дворце Четырёх
Сторон…» Запись была сделана в ночь того же дня, когда он раздобыл
эти сведения! Нет, конечно, мы можем сейчас начать строить
предположения и искать другие варианты – но это только в том
случае, если вы предпочитаете делать не дело, а делать больную
голову себе самим и мне заодно!
– Ну, пан Воловиц! – после краткой паузы произнёс Зузан, не в
силах выразить обуявшее его восхищение. – Ну!.. Вам бы в полицию
надо было идти работать! Ох, извините…
– Ничего страшного, пан Бомба! И зови меня Зямой или Питончиком,
я уже говорил: от этого «пан Воловиц» у меня всякий раз чувство,
будто городовой за шиворот поймал. А что до полиции, я таки вполне
умею обирать честной народ и без того, чтобы прикрываться законом и
мундиром!..
*****
Пятнадцать минут первого…
Ночь укрыла звёздным плащом столицу. Тени окутали заброшенный
завод, залегли в пустых оконных проёмах, превратив их в слепые
глазницы призраков. Под их мертвящим взором любой запоздалый
прохожий суеверно отвернётся и ускорит шаг. Некому разглядеть свет,
теплящийся в окнах верхнего этажа. А кто увидит, тот пойдет себе
дальше. Раз окна светятся, значит это кому-то нужно.
Восемнадцать минут…
Тикает хронометр. На плане особняка разложены револьвер, патроны
россыпью, карандаши – будто фигурки в игре, что изображает грядущий
налет. Или план сражения.
Командир сидит за столом, подперев рукой подбородок, как
полководец на рассвете перед битвой, и смотрит на карту. Всё уже
обговорено, условлено и решено – и всё же, Пианисту нет покоя.
Уходят секунды, а он всё перебирает в голове мысли: не упустил ли
чего, нет ли где слабого звена, нельзя ли сыграть лучше?