– Успеем на Северный вокзал, на
первый рассветный поезд, – довольно сообщил Тайво, взглянув на
часы. Пианист внимательно глядел в заднее окно. Жен прижалась к
нему и поглаживала по руке, что-то утешающе шепча. – А там
ищи-свищи нас! Раймунд, ты чего там высматриваешь – погоню?
– Нет, – негромко ответил Пианист. –
Смотрю, удалось ли нам с Бомбой замести следы.
– И шо вы таки сделали? – ехидно
поинтересовался Питончик. – Отвернули во всём доме краны, шоб
особняк затопило, а нас в утренних газетах прозвали «Мокрыми
банди…»
В этот миг сзади вдруг сверкнуло,
вспух над крышами клуб огненного дыма, на миг озарив ночь – и вагон
содрогнулся от настигнувшей его волны оглушительно грохота. Жен
вскрикнула, прижавшись к Раймунду: тот обнял девушку, притянув к
себе. Тайво, обладавший самым острым слухом, скривился, как от
боли. Рене ошалело помянул Тритона.
А позади на месте особняка месье
Канальи уже полыхало пламя, выбрасывая в небо тяжёлые, подсвеченные
клубы жирного дыма. И над городом бил пожарный набат.
– Да нет, скорее, «Палёными
бандитами», – довольно сообщил Раймунд. – И что вы так на меня
смотрите? Как ни старайся, а где-то да наследишь: а тут, нету дома
– нет улик!
– Ты за этим Бомбу посылал? –
запоздало прозрев, уточнил Король.
– А то, пан Круль! – кивнул Зузан,
любуясь в окно на отсветы пожара. – Делов-то, отвернул пару рожков,
подпустил газку… в благородном смысле слова, понятное дело – а
дальше оно само. Сроду ещё таких хором не взрывал: эх, любо
поглядеть, как горит!
– У тебя, пан Зузан, есть
неповторимый стиль, – после небольшой паузы, севшим голосом сказал
Зяма. – Никогда не меняй его ни на что. Только, будь уж добр –
предупреждай впредь, ладно?..
– Я же сказал, что надо бежать быстро
и далеко, – улыбнулся Бомба. – А когда такое говорит взрывник,
лучше не уточнять детали, а бежать.
– Зяма, сумку мне! – Питончик
страдальчески поморщился, но передал предводителю сумку. – Так,
пятьдесят кусков мы с месье Канальи изначально требовали, – Пианист
выложил на скамью пять пачек, оставляя на бумажных лентах следы
крови. – И… ещё столько же, думаю, за причинённый моральный ущерб.
Не так ли? – все остальные оживлённо закивали. – Вот и чудно. А
теперь побудем благородными бандитами! Чтоб как в синеме!
Заднее окно откинулось. Руками в
перчатках Тайво надорвал первую пачку из оставшихся, швырнул в ночь
– и ветер растрепал её на ворох сотенных купюр, разнёс их над
бедными кварталами. За ней последовала вторая, третья, десятая;
денежный листопад кружился за поездом, опадая на тёмные улицы, на
встревоженных бедняков, выбравшихся из домов от грохота взрыва.