– Пан киксади! – недоумевающе уставился на него Какандокало. –
Так нижне-брздыщловская республиканская монархия же пала!
– Кагда?..
– Три дни тому! Я в кабаке слыхал! Разбито чфрчковскими
анархо-демократами!
– Вот как. Тагда заплаты чфрчковскими даллерами па курсу…
– Дык Чфрчково же объявило о вхождении в состав Белого
Фронта!
– Праклятье! Значит, и даллеры тожэ абэсценены?! Кароче, плати
белыми кронами.
– А курс белой кроны упал после поражения при Жбыхлово, пан
киксади! – виновато развёл руками Какандокало. – За один халл
сейчас… эээ… двести тыщ крон дают! То есть, сотня халлов,
получается, будет… ровно одна лента!
– Лента? – непонимающе повторил революционер.
– Агась! Девять ярдов, одна лента для картечницы! – радостно
сообщил Какандокало, вынув из сундука и размотав в руках длиннющий
рулон неразрезанных купюр.
– Аррррх … – прорычал Гжегош.
– ААААААААА!!!
– Эй, там! – гаркнул Какандокало, отвернувшись от костра. Крик
оборвался. – Слухай, ты… певец! Композитер! Ори тише, пан киксади
Гжегош с революсьённым товарищем дела говорить изволят!
– И-извините!.. – плаксиво донеслось из-за холма в ответ.
– Ладно, – стукнул кулачищем по колену атаман. – Мы нэ банкиры,
чтоб до утра курсы валют падсчытыват'… Прымете оплату йормландскымы
кронамы?
– Вполне, – кивнул агент, уже более всего желавший убраться
подальше от орочьего лагеря.
– Эй, Какандокало, – понизив голос и поманив к себе когтём
адъютанта, велел Гжегош. – Нарысуй-ка ему йормландскых крон. Да
покрасившэ, чтоб нэ было пазора нашему павстанчэскаму
движэнию!..
10.05.1893г. от В.
<За 5 с половиной дней до...>
– Пропустите!
– Не толкайтесь!
– А-а! Ногу отдавили!
– Куда вы лезете со своими чемоданами?
– Месье, месье!.. Почему такое столпотворение?
– Потому что в вокзал не запускают! Выставили кучу жандармов,
вот эти бездельники и не пускают! Лучше бы маньяков ловили!
– Маньяков?!
– А вы разве не слышали?! В окрестных лесах снова начали
находить трупы!
– Mon Dieu et Les Cinq Saints!.. Боже милосердный и Пятеро
Святых, неужто, бомба?! О, проклятые революсьонарьос и прочие
анархисты!
– Вас тут не стояло! В очередь!
– Да нет же! Грузят какой-то специальный груз, вроде как…
– Это возмутительно. Я буду жаловаться! Я виконт
Форзейльский!..
– Ничем не можем помочь, месье, – усатый жандарм был
непреклонен. Сложив руки на эфесе, он застыл на ступенях – одна из
фигур в шинелях и кепи, выстроившихся по периметру вокзала
Жемчужные Врата. На площади перед зданием волновалась пёстрая толпа
недовольных пассажиров.