С балкона, огороженного низкими мраморными перильцами,
открывался вид на город: мешанину плоских и покатых крыш, обросших
надстройками, балкончиками и мостками. Солнце, поднявшееся над
горизонтом, сверкало ослепительными бликами на медных и серебрёных
куполах с высокими шпилями, золотило кудрявую листву садов
(некоторые были разбиты прямо на крышах, над уличной духотой и
толчеёй; среди крон белели беседки) – и рассыпалось искрами по
водной глади, протянувшейся на западе. Пролив Босфор, морской рубеж
между благословенными, осиянными пламенем землями Империи – и
раскинувшейся к западу варварской Эвропией.
Отсюда можно было разглядеть даже три моста, ажурное кружево
опор в паутине тросовых растяжек, перекинутые через пролив… Точнее,
можно было бы, если б с годами зрение не начало подводить
Сахраба-шарваджи. Поморщившись, он достал из кармана халата очки в
тонкой золотой оправе и нацепил на нос. Так-то лучше!
Белир-бей прошёл к столику у самых перил, в тени раскидистых
пальм в кадках, и блаженно опустился в плетёный стул. Тотчас из-за
перистой листвы, будто из зарослей тропического леса, возникла
огромная фигура, похожая на мраморную башню – складки белой накидки
спадали с широких плеч до самого пола.
– Ваш кофе и пресса, Сахраб-шарваджи, – низким, рокочущим
голосом произнёс Уршвах. Невыразительную физиономию тролля украшали
богатые татуировки, инкрустированные продетыми в шкуру «гвоздиками»
с самоцветами; маленькие, острые уши оттягивали тяжёлые серьги. Это
было бы даже потешно, не знай белир-бей, что подобные украшения –
не пустое тщеславие, а знаки принадлежности к одному из троллиных
семейств элитных телохранителей и высокого статуса в клане.
– Благодарю, Уршвах, – проронил Сахраб-шарваджи, как всегда
разглядывая охранника в попытке угадать, какие мысли бродят за этим
низким лбом – броневым наплывом непробиваемой кости? Преданность
кланового телохранителя хозяину была непоколебима: и выше неё могла
быть лишь верность наивысшему господину. То есть – сиятельнейшему
императору-шахиншаху, уравнявшему инорасовые меньшинства в правах с
людьми. А значит…
Белир-бей отогнал дурные мысли. Молитва, увы, не принесла покоя.
Блуждавшие в душе тревоги никуда не делись: взывая к высшим силам,
он втайне опасался взаправду привлечь их внимание – и оказаться на
виду перед всевидящим взором, во всей наготе своих грехов.