– Чего тебе странно, Тайво? – спросил Пианист, оглянувшись. –
Всё как обычно, вроде.
– «Как странно!» – повторил Тайво с выражением. – «Горят
разноцветные огни, мчатся экипажи, звенят стеклянные двери.
Полукруглые окна сияют золотым сиянием… Люди живут так, как жили
вчера. Неужели они не знают о том, что произошло сегодня утром?
Разве они не слышали пальбы и стонов?»
– Да не больно-то этот араниец и стонал, – удивился Зузан. – И
крякнуть не успел, – подрывник огляделся. – И где вы, пардоньте,
разноцветные огни уви…
– Не обращай внимания, – вполголоса посоветовал Рене, взяв
приятеля за рукав. – Это из книжки какой-то. По памяти. Он всегда
так.
– Как именно? – уточнил Зузан. С лесовинами он никогда особо и
не пересекался, и оттого с определенным любопытством следил за
Тайво. Хотя особо смотреть было не на что. По дороге от трактира
поручик Воронцов все больше молчал, мрачный с похмелья, и даже о
деталях предстоящего дела не спрашивал; а в поезде сразу свернулся
на лавке, как кот, подложив под голову саквояж – и продрых всю
дорогу до столицы. Только ногой во сне дёргал иногда.
– Одно из трёх, – сообщил Пианист. – Либо бухает, либо стреляет,
либо ведёт себя как последний засранец, и притом цитатами
сыплет.
– От засранца слышу, – беззаботно сообщил эльф. Прикрыв глаза,
он глубоко вдохнул: – Ах, аромат цивилизации! Дым, мазут, дерьмо,
помои… и, конечно же, алкоголь! Бухло, бухлишко, бухлишечко! Вот
куда мы и пойдём! – он подхватил саквояжи и решительно зашагал в
сторону одного из многочисленных кабаков.
– Эй, ну-ка, отставить! – Пианист устремился следом. – Ты в
пивняк прям с поезда зарулить хочешь? Прям на вокзале? А не охренел
ли ты…
– Тихо, командир, я ещё не совсем мозги пропил, – Тайво ловко
запрыгнул в трамвай, остановившийся у платформы. Остальным ничего
не оставалось, кроме как влезть следом. Трамвай с дребезжаньем
покатил по улице.
Подельники сошли через три остановки, на зажатой меж домов
площади, где под кровом выцветших тентов раскинулся небольшой,
тесный рыночек. Воронцов проложил путь через толпу, распихивая
бранящийся народ саквояжами, и спустился по ступеням в полутёмный и
сырой погребок. Здесь за низеньким прилавком всю стену занимали
деревянные соты с торчащими горлышками бутылок.
– Привет, Хёрши! – бросил Тайво рыжеусому гоблину в жилетке,
вынырнувшему навстречу. – Отбери-ка мне и ребятам чего получше,
бутылок с полдюжины, для праздника… Ты, Пианист, упускаешь из виду
основополагающий в таких ситуациях вопрос, прямо-таки встающий
ребром! А вопрос таков: что пить будем? У тебя дома что есть?