Но белоголовый опередил его.
Короткий взмах — и сильный удар в челюсть отшвырнул Эша назад.
— Добить?.. — с готовностью спросил
стоявший рядом воин.
— Не нужно, — ответил вожак,
продолжая крутить в руке узкий метательный нож. — Оставь его. — и,
обернувшись к своим, погромче крикнул. — Уходим отсюда!
От боли, злости и осознания
собственной беспомощности у Эша звенело в ушах. Поднявшись на
четвереньки, он прохрипел.
— Мы еще встретимся... Я найду тебя,
паскуда!
— Очень на это надеюсь, — через
плечо бросил ему в ответ белоголовый. — Иначе ты носишь лицо,
которого не достоин, а я ошибся.
Убийцы двинулись к въездным воротам,
а Эш в изнеможении повалился наземь. Казалось, даже если сейчас ему
на голову начнет падать камень, он не сможет не то чтобы
отодвинуться в сторону, но и пальцем пошевелить.
Но пожар не могли не заметить
дозорные. К утру отряд городской стражи должен быть здесь. Эти
выродки не смогут далеко уйти...
Боль разгоралась все сильней. Кости
и мышцы внутри будто плавились. Раны на груди продолжали сильно
кровить, и Эш вдруг понял, что если ничего не предпримет прямо
сейчас, то вскоре уснет и уже никогда не проснется.
И тогда никто не узнает о том, что
здесь произошло.
Но Эш не мог этого допустить. Он
должен рассказать, что на самом деле случилось. Он — единственный
среди живых, кто знает правду!
Нужно было найти бальзам,
останавливающий кровотечение. Небольшие склянки такого снадобья
носили при себе некоторые телохранители и командир дворцовой
стражи. Собравшись духом и мысленно ругаясь, на чем свет стоит, Эш
сначала поднялся на четвереньки, а потом с трудом встал на ноги,
плохо ощущая под ними землю.
Осмотревшись, он отправился искать
тела тех, у кого могло оказаться лекарство. Наконец, склянка была
найдена. Усевшись под деревом, юноша одолжил у мертвого стражника
нож, разрезал крепежи у нагрудника и с треском распорол на себе
рубаху.
Порезы начинались от середины
грудины, прямо под темной родинкой, которая была у Эша с самого
детства, и тянулись до пояса. Закусив губу, он плеснул бальзам себе
в ладонь. Видом и цветом снадобье напоминало оливковое масло. Эш
размазал его по себе, чувствуя, как начинает жечь раны. Боль
усиливалась, и через пять минут Эш выл, как и от бальзама , как
если бы кто-нибудь обжег ему грудь факелом. Он извивался у корней,
как раненый змей, вгрызаясь пальцами в землю — до тех пор, пока
сознание услужливо не отключилось еще раз.