Он почти
добрался до опушки леса, когда точно брошенное копье пробило ему
брюхо. Боль полоснула его, и Уилл вскрикнул, споткнулся. Пролетя
вперед, он упал в густую траву, где качались белые цветы, под
которыми притаились помельче, робко-синенькие. Он силился
подняться, но тут с тихим шелестом другое копье пробило ему уже
плечо, третье — ногу.
Уильям
закричал, крик заглох, став измученным стоном. Из ран захлестала
кровь, обагрила траву, белые цветы, и он стал задыхаться. Свет над
ним задрожал. Боль разлилась огнем. У самого его горла возникли
острия нескольких копий, затем коннетабль в алом плаще спрыгнул с
коня рядом с ним и прижал голову Уилла к земле своим большим
сапогом. Этот же сапог размахнулся и ударил рыбака, отчего тот
дернулся и застонал от боли.
— Лучше
было бы по-хорошему, правда? Скольких моих перебил,
скотина...
Его били,
пока он, измученный, уставший, не погрузился в спасительное
забытье.
Чуть погодя
коннетабль успокоился и брезгливо отер подошву о траву. А потом
воинам отдали приказ извлечь копья, обломать стрелы и подготовить
узника для возвращения в Малые Вардцы. На Уильяма надела кандалы,
связали его и бесцеремонно закинул на круп перепуганной
лошади.
***
Спустя
два дня.
Вернулся из
забытья Уильям от пощечины. Били его ладонью в тяжелой латной
перчатке.
— Очнись!
Очнись же, — его приводили в чувство, посмеиваясь.
Он открыл
глаза, видя над собой высокие стройные сосны. А за ними было небо,
затянутое сумерками, преддождливое, и потому воздух был свеж.
Уильям глотнул воздуха и тут же закашлялся им из-за боли в груди. А
потом над ним встал коннетабль, заслонив мир своим грубым, красным,
как его плащ, лицом.
— Очнулся?
Негоже тебе въезжать в свой родной город на лошадином крупе. Не
торжественно.
— Да иди
ты, — прохрипел Уильям. Он давился кровью и едва мог
говорить.
На это
Бартлет лишь довольно рассмеялся. Его лицо исчезло, и Уильям снова
наблюдал сквозь кроны сосен небо. Он устал. Очень устал... До него
донеслись приказы, которые он не понимал, а потом он почувствовал,
как его руки в кандалах куда-то потянуло. Сначала слабо, но когда
конь коннетабля заспешил, гарцуя, Уилла волоком протащило по земле.
Ему содрало со спины кожу, и он, уже не в силах кричать, лишь глухо
застонал.
— Ну чего
лежишь? Вставай, — ухмыльнулся Бартлет. — Не хочу притащить в город
истертый огрызок.