Бартлет
коснулся раны на животе Уилла и слегка надавил, отчего тот
вздрогнул от боли. По пальцам побежала густая кровь. Тогда
коннетабль поднес ее к своему лицу, оглянулся, не желая иметь
свидетелей, и только тогда слизнул.
— На вкуш
уже не человек, но еще не Штарший вампир, — ухмыльнулся он,
причмокивая тем, что осталось от губ. Затем шепнул. — Знаешь, што
будет, когда мы тебя привежем в жамок? Я уже очень долго шлужу
швоему лорду — больше шемидешяти лет. И знаешь, кому он отдашт твой
дар? Мне! Я выпью тебя дошуха и заберу дар ш его пожволения.
Конечно, этот болван Тиддош не жря шуда пришкакал, когда ужнал про
тебя — он тоже имеет швои виды. Но кто ж ему дашт,
верно?
Помедлив,
он добавил, тоже шепотом:
— Я бы и
тут тебя выпил, шам... Но демон его знает, как работает этот обряд
передачи крови. Говорят, што должен быть шовершен древний обряд на
демоническом яжыке. А вдруг я тебя ошушу, но не обращусь? Не, я так
ришковать не хочу... Но как же ты шладок, рыбачок!
Он
продолжал ковырять рану в животе, пока Уильям не уронил бессильно
голову на грудь и не завалился на бок. Его силы
закончились.
— Эх, как
жаль, что у тебя нет шил поддержать нашу увлекательную бешеду. А я
хотел узнать, как же ты ш Кельпи-то породнился, а.... Так ты похоже
еще и очень голоден. Предштавляю, каково тебе, шидеть здесь,
чувштвовать запахи этих людей. Горло разрывает на чашти от жажды,
да?
Но
коннетаблю не ответили — пленник уже потерял сознание от слабости.
Тогда Бартлет довольно усмехнулся, облизнул остатки крови, убрал
меч в ножны и вернулся в шатер. Перед этим, однако, он бросил свой,
предупредительный взор, на шатер советника. Все понимали, что когда
рыбачка довезут до замка, то начнется дележ трофейного дара. Все
помощники лорда Хейм Вайра поднимут свои головы, желая забрать то,
чем владеет сейчас этот несчастный Уильям...
***
Прошел
день, а Уильям так и продолжал лежать на земле, не приходя в себя.
Это забытье стало для него спасением, ограждало от всех мучений и
дурных мыслей, переносило его в мир грез —подальше от позорного
столба.
Все это
время Лина практически не спала, вытирая слезы с щек. Ей только и
оставалось, что глядеть на своего милого — отец запер её, после
того как пленника приволокли в Большие Варды. И лишь в
сопровождении матери ей разрешалось спускаться вниз для завтрака,
обеда, ужина и приведения себя в порядок. Порой ей казалось, что
Уильям ее уже мертв — он лежал на пропитанной его же кровью земле и
не шевелился, обратив свое изможденное лицо к небу. Но иногда то
коннетабль, то советник подходили к нему, прикасались к шее и
возвращались спокойным шагом в свои шатры.